Разорванная цепь - [49]

Роман аккуратно постучал в дверь кабинета, Погожин, который уже успел прикончить чашечку спасительного кофе, встрепенулся, поднял глаза вверх и громко отчетливо произнес:

— Прошу вас подождать. Сейчас выйду.

Роман отошел от двери так, чтобы оказаться к двери вполоборота — и в комнату нос не сунуть, и к хозяину спиной не поворачиваться, у него был богатый опыт общения с людьми подобного ранга. Но он не подозревал, что требовательность нового хозяина намного выше, чем у самого серьезного из его заказчиков. Роман и его команда еще никогда не работали на постоянной основе на кого-то, в основном он соглашался на разовые заказы. Погожин это учитывал, поэтому оставил основу охраны из самых преданных телохранителей. Остальные показали себя не лучшим образом и должны были уйти. Одной из главных черт Погожина была его рациональность, он понимал, что радикальные перестановки в службе охраны не могут не остаться незамеченным, могут кого-то подтолкнуть к действиям, вызванным излишним любопытством. С новой командой, которую Погожин вынужден был взять на работу, Арсений Ростиславович решил строить осторожно, в зависимости от того, как тот будет себя вести. Сейчас, после того, как сильнее всего скомпрометировавшие себя сотрудники были отправлены в отставку, а Роман Газарян показал себя во время этой операции хладнокровным и исполнительным подчиненным, Погожин стал думать о том, чтобы ввести Газаряна в курс дел немного больше.

Арсений Ростиславович вышел из кабинета обычным энергичным шагом. От человека, который в глубокой задумчивости мычал что-то про враждебные вихри, не осталось и следа. Он был худощав, высок, носил исключительно изысканные костюмы от дорогих мастеров, единственным изъяном был слишком широкий узел на галстуке, который давно вышел в Европе из моды. Однако господин Погожин позволял себе подобное отступление от стиля хотя бы потому, что именно такого отступления от него ждали его партнеры, считавшие его человеком полезным, но немного устаревшим и излишне прямолинейным. Арсений не возражал против такого мнения и даже периодически подпитывал его резкими высказываниями и грубыми выходками. Вот и сейчас его костюм был безупречен, прическа — выше всяких похвал (раз в два-три месяца господин Погожин брил голову, в остальное время его черная шевелюра была аккуратно уложена в строгую спортивную прическу).

— Роман!

В ответ Газарян сдержанно с достоинством кивнул головой и пожал протянутую руку нового хозяина.

— У вас все готово?

— Все сделано на уровне, как вы и просили. Подробности?

— Зачем мне ваши подробности. Позаботьтесь о том, чтобы официальная часть тоже прошла достойно. Сдержанно, но достойно.

— Все будет сделано.

— Пройдемте, Роман, я приглашаю вас в сад. Поговорим, заодно подышим свежим воздухом.

— Прошу вас…

Роман аккуратно посторонился, пропуская Арсения Ростиславовича вперед, тот спокойно пошел по лестнице вниз, а еще через две-три минуты они оказались в саду — месте, которое вызывало у господина Погожина только самые приятные эмоции.

Сад Арсения Ростиславовича Погожина был предметом его гордости. Это был классический французский парк, с аккуратным геометрическим орнаментом дорожек, вычурными экзотическими деревьями и кустарниками, которым умелая рука английского специалиста придала самую фантастическую форму. Законы симметрии и зеркального отображения картинки полностью властвовали в этом небольшом парке, даже два фонтанчика были симметричным зеркальным отображением друг друга. Скульптуры были современными, но стилизованными под античность, стилизация была дорогой. Но в таком деле, как парк у дома Погожин не считал необходимости считаться с деньгами. В тоже время ему не претило то, что антик был современным, а французский парк проектировал английский дизайнер. Он был человеком самодостаточным и немного более самоуверенным, чем это бывало нужно, пока что самоуверенность не переходила в наглость и делу не мешала. Но уже в поведении Арсения Погожина все чаще проскальзывали моменты, намекающие на его непогрешимость, тем более болезненными и отрезвляющими были для него локальные неудачи последнего времени.

— Роман, я хочу объяснить вам некоторые аспекты вашей работы, которые не мог объяснить, пока вы не приняли моего предложения.

Эту часть речи нового хозяина Роман выслушал абсолютно спокойно, хотя некоторые подозрения в его душе все-таки зашевелились. А вот продолжение речи Арсения Ростиславовича Погожина заставила нового шефа охраны призадуматься.

— С этой минуты вы работаете не только на меня, но и на Организацию. У нее нет названия. Просто Организация — с большой буквы, если вы меня понимаете. Личная преданность мне — залог того, что вы будете продвигаться вверх по структуре Организации, а это, поверьте мне, открывает перед вами совсем другие перспективы: и финансовые, и в плане ваших амбиций. Вы ведь человек, который любит деньги и власть. Я прав?

Газарян сумрачно кивнул в ответ. Такой разворот разговора ему не понравился вполне определенно. Хотелось сказать, что мы так не договаривались, но было уже поздно. Шесть трупов, которые сейчас ребята Газаряна по-тихому отправляли в топку крематория, чтобы окончательно выгорели все следы, повязали этих двух таких непохожих людей прочной ниточкой совместного кровавого деяния. Роман стал подумывать, не будет ли лучше с этого локомотива спрыгнуть, но решил до поры до времени не дергаться — кто знает, что за люди, этот Погожин и вся его Организация. Если люди серьезные — то дергаться нечего, если отморозки — надо уходить громко, так, чтобы не сунулись. Но во второй вариант — что будет возможность с этого дела спрыгнуть, Газарян не верил, он чуял, какого полета птица этот Арсений Погожин, а таких птиц лучше не сердить — заклюют. Но Роман Газарян был человеком без фантазии, поэтому он даже догадаться не мог, какого полета птицей оказался его новый босс.