Разные берега - [17]

Элизабет поставила сумочку на стол и огляделась. Квартира была элегантно безлична, как номер в дорогой гостинице.

Она налила себе стакан воды, и тут зазвонил телефон. Она взяла трубку.

– Птичка? Добро пожаловать в Нью-Йорк. Тебе понравилась квартира?

– Да, конечно. Квартира замечательная.

– Я так хочу поскорее тебя увидеть, – сказал Джек. – Но понимаешь, у нас через пятнадцать минут совещание. Буду дома через полтора часа. Ты там пока разберешься?

Элизабет сделала над собой усилие, чтобы спокойно ответить:

– Конечно, не волнуйся.

– Ты у меня молодец. Я люблю тебя, Птичка. А теперь мне надо бежать. Увидимся.

– Хорошо.

Только положив трубку, она поняла, что не произнесла в ответ привычную фразу: «Я тоже тебя люблю».

Вздохнув, Элизабет подошла к окну. Вот, снова она ждет, когда же Джек придет домой. Ей казалось, что в этом ожидании прошла вся ее жизнь.

В половине девятого зазвонил ее мобильный телефон.

– Алло?

– Птичка? – спросил женский голос с характерным южным акцентом.

– Анита? – Страх кольнул ее прямо в сердце. – Что случилось?

– У папы инсульт. Срочно приезжай.

Первым делом Элизабет позвонила Джеку.

– Детка, мне очень жаль, – упавшим голосом проговорил он. – Буду дома через полчаса. Ты справишься, пока я доеду?

Конечно, справится. В критических ситуациях от мужа никогда не дождешься помощи.

Затем она позвонила девочкам. Стефани говорила с ней очень нежно и обеспокоенно. Скорее всего, еще за разговором она заказала по Интернету билеты на самолет.

Джеми была немногословна. Новость буквально сразила ее.

После этого Элизабет принялась собираться в дорогу. К приходу Джека она уже упаковала его чемодан.

До аэропорта они добирались почти два часа. В ожидании рейса оба сидели молча.

Наконец объявили посадку, и они заняли свои места в самолете.

– Как ты, ничего? – спросил Джек.

– Нет, очень плохо, – ответила Элизабет, крепко сжимая его руку.

В Нашвилле они с Джеком сели в такси и поехали на север. Через сорок пять минут такси остановилось у огромного серого здания больницы.

Элизабет вышла и ждала, пока Джек достанет из багажника чемоданы. Она была близка к тому, чтобы расплакаться, но не могла себе этого позволить.

– Мы к Эдварду Роудсу, – сказала она сестре, сидевшей за стойкой у входа.

– Он в реанимации. На шестом этаже, – ответила та. – Лифты вон там.

Джек сжал ее руку. Элизабет взглянула на него:

– Ты не против, если я сначала зайду одна?

– Конечно, как будет лучше.

Он обнял и крепко поцеловал ее. Она не оглядываясь направилась к лифтам.

На шестом этаже Элизабет подошла к столику дежурной сестры отделения реанимации. Узнала, где лежит отец, и направилась к палате.

Три стены палаты были стеклянными. Через стекло она увидела кровать, окруженную какими-то аппаратами на штативах. На кровати лежал мужчина. Он не двигался, руки были плотно прижаты к туловищу.

Он не был похож на ее отца. Эдвард Роудс всегда пребывал в движении и, казалось, занимал все окружающее его пространство.

Элизабет вошла в палату и приблизилась к кровати.

– Папа?.. – позвала она дрожащим голосом и погладила отца по седой голове. – Папа, это я, Птичка.

Он лежал неподвижно. В нос была вставлена трубка, а из вены на руке торчала игла, от которой к колбе на штативе тянулась еще одна трубка. Элизабет закрыла глаза, не зная, что сделать, чтобы он ей ответил.

И тут она ощутила запах цветов. Гортензии.

Она повернулась и увидела в дверях палаты Аниту.

– Птичка, как хорошо, что ты так быстро добралась. – Анита подошла к кровати. – Папочка, – прошептала она, касаясь губами его щеки.

– Как он? – спросила Элизабет.

Когда Анита перевела на нее взгляд, ее серые глаза были полны едва сдерживаемых слез.

– Врачи надеются, что он придет в себя. Элизабет испуганно посмотрела на Аниту:

– Но сознание может и не вернуться?

– Чем дольше он не придет в себя, тем опаснее. Врачи говорят, у него парализована левая сторона.

– Боже, – прошептала Элизабет.

Она подвинула себе стул и села рядом с кроватью. Анита тоже села, но по другую сторону. Несколько минут они обменивались отдельными подобающими в подобных случаях фразами, а потом замолчали.

Они просидели так часа два, когда дверь палаты открылась и в нее вошел невысокий, коренастый мужчина в белом халате.

– Здравствуйте, Фил, – сказала Анита. – Он все еще не приходил в сознание.

Врач взглянул на Элизабет.

– Меня зовут Филлип Клоуз, – назвался он, протягивая Элизабет руку. – Я врач Эдварда. А вы, должно быть, Птичка. Он постоянно о вас говорил.

Элизабет встала и пожала ему руку. Она представила себе, как отец донимал врача рассказами о том, какая она у него хорошая.

Филлип склонился над ним, проверил работу аппаратуры:

– Нам остается только ждать. К сожалению, ничего более определенного я пока сказать не могу.

– Анита говорила, что он, вероятно, парализован, – медленно произнесла Элизабет.

– Да, это так. Возможно, поражен и мозг. Но, как я уже сказал, пока он не придет в себя, мы не сможем сказать ничего определенного. Больше всего меня беспокоит его сердце. Честно говоря, оно у него неважное.

– Спасибо, Филлип, – сказала Элизабет, хотя ей показалось странным благодарить человека, сообщившего неутешительную весть.