Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» - [35]
Здесь речь идёт уже о начавшейся войне, а мы вернёмся в вечернюю пору 21 июня 1941 года, когда Сталиным были приняты роковые решения, сгубившие кадровую Красную армию. Итак, руководство СССР и армии в июне 1941 года уже было почему-то уверено в том, что вооружённые силы страны смогут отразить «неожиданный» удар войск вермахта и перейти в победоносное наступление. Но с началом войны всё пошло не так, как задумывалось руководством страны, и прежде всего Сталиным. Да почему же так неудачно получилось, если к неожиданному нападению на Германию готовились два года, как утверждает В. Суворов? К тому же ведь точно знали день и час нападения вермахта на Красную армию, не готовую к оборонительным боям. Ведь другого выбора у Сталина в тот момент не было, как нанести упреждающий удар по изготовившемуся к нападению противнику, чтобы всю тяжесть сражения перенести на чужую территорию, сохранив миллионы жизней советских граждан.
Ещё раз свидетельствует нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, вызванный к наркому обороны около 23 часов 21 июня 1941 года и получивший от него предупреждение о возможном нападении Германии: «Когда я возвращался в наркомат, меня не покидали тяжёлые мысли: когда наркому обороны стало известно о возможном нападении гитлеровцев? В котором часу он получил приказ о приведении войск в полную боевую готовность? Почему не само правительство, а нарком обороны отдал мне приказ о приведении флота в боевую готовность, причём полуофициально и с большим опозданием? Было ясно одно: с тех пор как нарком обороны узнал о возможном нападении Гитлера, прошло уже несколько часов. Это подтверждали исписанные листки блокнота, когда я прибыл к Тимошенко, Жуков под его диктовку писал радиограммы в войска, увиденные мною на столе. Уже позднее я узнал, что руководители наркомата обороны – нарком и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, всё это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И. В. Тюленева – в то время он командовал Московским военным округом, – что 21 июня около двух часов дня ему позвонил И. В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО. Это ещё раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в этот вечер к И. В. Сталину были вызваны московские руководители А. С. Щербаков и В. П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. “Возможно нападение немцев”, – предупредил он» [Кузнецов, 2003, с. 328–329].
Наконец-то, Сталин и руководство армии теперь прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызвало. Они были уверены, что их армия в июне 1941 года сможет отразить «неожиданный» удар вермахта и перейти в победоносное наступление, а затем в народно-освободительную войну на европейском континенте. Надо особо отметить, что основания для такой уверенности у Сталина, возможно, были. Красная армия в тот момент не уступала вермахту как по количеству живой силы, так и по вооружению, особенно в качественном отношении, а по некоторым системам имела значительное превосходство. Но он допустил одну, самую главную ошибку, которую, как тиран, не мог не допустить. Он был тупо уверен в способности своей армии отразить любое нападение на страну Советов, и не сомневался в патриотизме и моральной стойкости командиров и солдат, способных проявить мужество и отвагу при отражении гитлеровской агрессии, чтобы перенести боевые действия на территорию противника. Ему в те часы раздумий и в дурном сне не могло присниться, что воины его армии, только что, очищенной им от врагов народа, при первых же залпах начавшейся войны вместе с политруками, чекистами и командирами побросают оружие, дезертируют и разбегутся по лесам и деревням, а большая часть послушно поднимет руки вверх и будет сдаваться в плен полками, дивизиями и корпусами. Невозможно представить, но около четырёх миллионов бойцов и командиров легендарной и непобедимой Красной армии уныло побредут по пыльным дорогам знойного июня 1941 года из закрытого лагеря социализма в закрытые гитлеровские лагеря смерти. Но лагерь – он и есть лагерь, всегда окружённый колючей проволокой – не важно, в каком государстве.
Иногда задаю себе довольно наивный вопрос и не могу на него ответить. Неужели Сталин, прагматичный руководитель, опытнейший политический интриган и безжалостный человек, мог искренне верить во всенародную к нему искреннюю любовь и преданность созданной им политической системе? Неужели он был настолько уверен, что порабощённый и истерзанный им народ свято верит в неуловимые и непроглядные идеалы марксизма-ленинизма после всего, что он сотворил с этим народом в годы коллективизации, индустриализации и чудовищных чисток? Если верил – глупец. Если не верил, то циник и деспот. Однако больше склоняюсь к последнему предположению. Как бы мы сегодня ни обсуждали результаты последнего предвоенного совещания в сталинском кабинете за одиннадцать часов до начала войны, но согласитесь, нам непременно хотелось бы услышать свидетельство наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба РККА Жукова о принятых ими неотложных мерах в создавшейся ситуации. Они же прекрасно знали по результатам многочисленных проверок работниками Наркомата обороны о недостаточной боеготовности РККА. Ведь во всех актах отмечалась её недопустимо низкая боеготовность и полная неспособность проводить наступательные операции, когда сразу же теряется управление войсками, как только они трогаются с места. Да можно ли было замалчивать Тимошенко и Жукову в эти драматические часы в сталинском кабинете, что Красная армия сегодня не способна отразить агрессию Вермахта и нужно, не медля ни минуты, наносить упреждающий удар, тем самым парировать неожиданное нападение противника. Это было единственно правильное решение в той ситуации, но было принято другое, самое худшее: вначале отразить нападение противника, а затем перейти в решительное наступление. В результате этой роковой ошибки Красная армия оказалась в очень сложном положении в ближайшие часы, а в последующие дни июня – июля была разгромлена. Здесь невольно встаёт главный вопрос, правильный ответ на который поможет понять причину происшедшей трагедии. Да был ли план у «мудрого» Сталина о внезапном нападении на Германию? Если был, то лучшего повода для внезапного удара по изготовившемуся противнику не выбрать.
