Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол» - [33]

[Иринархов, 2012]. Какая же всё-таки преступная самонадеянность (иначе назвать нельзя) царила в головах всех советских руководителей в тот ответственный период, что не нашлось ни одного руководителя из сталинского окружения, который проявил бы мужество и здравомыслие, обратив внимание Сталина на трагичность положения Красной армии, совершенно не готовой отразить нападение гитлеровцев. Ведь все прекрасно знали, видели и должны были понимать, что части и соединения Красной армии оборонительными мероприятиями весь предвоенный период не занимались, а только наступательными, и отразить фашистскую агрессию в принципе не могли. Кроме того, советскому руководству ну никак нельзя было не обратить внимания на поспешный отъезд из Москвы посольств Германии, и ее союзников. К тому же 19–20 июня все германские суда покинули советские порты, а некоторые из них ушли недогруженными. Это ли не явный признак неизбежного начала скорой войны? Всякая дипломатия в этой ситуации была бесполезной, и оставался единственно возможный вариант – на силу отвечать силой. Но совершенно необъяснимо другое, довольно странное обстоятельство: по какой причине тоже поспешно выехала из Москвы на родину часть сотрудников английского посольства? Интересный момент, но историки на него до сих пор почему-то не обратили серьёзного внимания.

А тревожные сообщения непрерывным потоком продолжали поступать из всех приграничных округов. Так 19 июня на участке Белорусского погранокруга была захвачена диверсионная группа, пытавшаяся проникнуть на советскую территорию. На допросе диверсанты показали, что 22 июня ожидается нападение германских войск на Советский Союз. Что удивительно, подобных свидетельств от перебежчиков с той стороны накопилось множество, чтобы нельзя было не поверить их сообщениям наряду с информацией от советской агентуры, подтверждающей их сообщения. Таким образом, Сталин и руководство армии прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызывало. Сейчас известно, что Сталин, несмотря на неоднократные просьбы Генштаба объявить полную боевую готовность частям и соединениям на границе, отказывал им в этом. Более того, он запретил организацию необходимой обороны на всей территории границы и приграничных районов, что привело к крайне неудачному началу войны для всей Красной армии. Поэтому и телеграмму о приведении войск западных округов в боевую готовность передали с большим опозданием. Хотя руководство страны и армии рассчитывало, что их соединения и части успеют занять оборонительные позиции на границе, но это оказалось непростительной ошибкой. Одного не учли: длительная передача зашифрованного приказа через все штабы вплоть до низшего займёт много времени, а до многих частей он не дойдёт, и им придется принимать свой первый, а зачастую и последний бой на неподготовленных рубежах. И тем удивительней самоуверенность Сталина в высокой боеготовности его армии, способной успешно отразить нападение врага, что подтверждает беседа его с Югославским послом. На его вопрос о возможном нападении Германии на СССР, Сталин уверенно ответил: «Мы готовы, если им угодно, пусть придут» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, с. 23]. На сообщение Г. К. Жукова, что немцы концентрируют военно-воздушные силы и усилили разведку вблизи наших границ, Сталин спокойно ответил: «Они нас боятся» [Жуков, 1969, с. 57]. По свидетельству маршала артиллерии Воронова, «никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 65].

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал в книге «На службе народу»: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, наладить управление войсками. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной армии не сумели решить этой задачи» [Мерецков, 1969, с. 79]. Никаких решительных мер по отражению агрессии противника Генеральный штаб в войска не послал, кроме осторожных и невнятных предупреждений (вроде «ничего не предпринимать», «границу не переходить»). Только нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов взял на себя всю ответственность, сумел в оставшиеся часы оперативно принять нужные меры и привести флот в боевую готовность. Но существенного влияния это уже не оказало.

Знакомясь с архивными документами предвоенных месяцев, иногда встречаешься с указаниями Сталина и руководителей Красной армии об укреплении на границе и приграничье стратегической обороны, но нигде не встретил документа, подтверждающего завершение оборонительных мероприятий. Странно, чтобы указания Сталина были кем-то не выполнены. Видимо, поступали эти указания слишком поздно, и на их выполнение не хватило времени. Гитлер не дал такой возможности. На одном из проведённых в 1940 году совещаний в Генеральном штабе генерал Мерецков (являвшийся в то время начальником Генерального Штаба) отметил, что