И опять усмехается.
Я уже говорил: я себя не любил. Продавал себя без сожаления. Увы, я уже видел прошлое и будущее меня не возбуждало. Я знал, что солнце уйдет и появится снова; станет холодно — потом опять жарко; что всему есть свое время — жить и лгать, умереть и заткнуться. Одного я не знал: что однажды я, вдруг, полюблю…
Молчит.
Она так похожа на маму… И тоже красивая… Тоже, похоже, неряха… Растяпа… Недавно пришила на месте искусственного уха — искусственный глаз… Заметив, что я удивлен, улыбнулась невинно, просила не обижаться, чмокнула в кончик носа…
Улыбается.
А мир — странный… Когда не осталось надежды, казалось, совсем — он мне улыбнулся. Светло, беззаботно, как будто хотел мне сказать: „Эй, не горюй! Да не все так плохо, да эй!..“
Улыбается почти счастливо.
Ее поцелуй горел и сверкал на кончике моего носа, как алмаз. Я впервые не прятал лица, мне впервые хотелось кричать этому удивительному, этому прекрасному миру, что я еще есть! Что еще не конец! И что у меня — для него! — еще много прекрасных членов! И что я… Я-я-я… Я…
Поднимается.
Я, смотри… Удаление сердца на завтра… Но, подумал, что я не продам… Я и деньги верну — не продам… И последнюю руку теперь не отдам… Руку, сердце — а?.. Руку, сердце… Руку и сердце…
И куда-то, вдруг, заспешил, унося с собой руку и сердце…
