Разгневанная земля - [133]

Такие внезапные нападения кавалерийских частей гарнизона, поддерживаемые лёгкой артиллерией, доставляли много хлопот австрийцам.

Однажды в полдень близ хорватских траншей показался старик в лохмотьях, с всклокоченными волосами, на которые была напялена старая примятая шляпа. Не таясь ни от кого, он шёл прямо к городу Коморому.

Это был еврей-разносчик с иголками, ваксой, нитками, химическими спичками и детскими игрушками. Пользуясь правом, дарованным евреям в Венгрии, — беспрепятственно путешествовать по стране, он шёл не спеша от самого Дебрецена до Коморома по горам и равнинам, городам и деревням, предлагая свой немудрёный товар. Нередко коробейник подвергался всевозможным насмешкам: ребятишки дёргали его за длинные волосы, бросали в него камнями, а пьяные хорватские солдаты крали у него ваксу. С австрийцами он объяснялся на еврейском языке, во многом сходном с немецкой речью. Так забрёл он в один прекрасный день в окрестности Коморома и был замечен австрийскими патрульными, которые задержали его с единственным намерением развлечь своих товарищей в траншеях.

— Да ты не бойся, — подбадривали они старика. — Расскажешь, что делается на белом свете, покажешь, какие у тебя товары. Может, ты и песни петь умеешь?

Старик упирался, с трудом подбирал немецкие слова, объяснял, что торопится добраться к вечеру до селения, где переночует. Но беспокойство разносчика только смешило солдат, и они привели его в окопы, где такой неожиданный гость вызвал бурное веселье. Однако несчастный разносчик вдруг рассвирепел и потребовал дежурного офицера. Когда тот появился, еврей гневно накинулся на него:

— Почему эти здоровые парни напали на несчастного старика? Это всё потому, что никто не хочет честно трудиться, чтобы заработать себе кусок хлеба. Вот люди и затевают войны. Вы сидите здесь вооружённые, а там, в крепости, окопались такие же бездельники… Только и ждёте удобной минуты, чтобы пырнуть друг друга штыком… А не лучше ли договориться по-хорошему и разойтись всем по домам?

Он говорил на искажённом немецком языке, но его понимали и… хохотали. Развеселился и офицер:

— Послушай, да ты, может, и в самом деле нас помиришь?

Еврей замер, поражённый идеей офицера. Он простёр руки к небу и молитвенно прошептал:

— Помоги мне, господи, и я свершу такое чудо!.. — И, повернувшись к офицеру, он торжественно произнёс: — Я готов! Скажу им там, в крепости: пусть откроют вам ворота, и на земле воцарится мир!

С этими словами старик, оставив свой лоток, направился к выходу и пошёл прямо к крепости. В ожидании занимательного зрелища солдаты его не удерживали и стали следить сквозь бойницы за дальнейшей судьбой полупомешанного разносчика.

Дежурные на аванпостах крепости заметили одинокую фигуру старика, медленной поступью двигавшегося к стенам крепости.

Его окликнули и потребовали, чтобы он вернулся, угрожая, что в противном случае будут стрелять. Старик остановился, раздвинул лохмотья верхней одежды и разорвал на себе рубаху. Лоскут белой ткани он поднял высоко над головой и так продолжал идти вперёд. Всё это немало позабавило как тех, к кому он шёл, так и тех, кто остался у него в тылу.

Ворота крепости раскрылись. Разносчик переступил порог и сразу преобразился: маскарад кончился, и перед комендантом Коморома встал во весь рост не согбенный старый еврей, а полный сил тридцатичетырёхлетний Гюйон де Ге, барон де Пампелуна.

Предъявленный им приказ за подписью Кошута и Гёргея предоставлял ему полноту власти в Комороме.

Надо ли говорить, какой подъём душевных сил вызвало у офицеров и солдат сообщение о том, что в предстоящие бои они пойдут под командой отважного и решительного генерала!

Глава одиннадцатая У порога свободы

Бои с неприятельскими войсками, обложившими крепость Комором, шли успешно. Здесь действовали главные силы Верхнедунайской армии. Прославившие себя апрельскими победами главнокомандующий Гёргей и корпусные генералы Клапка, Дамианич и Надь Шандор вели упорные сражения.

Перед командующим австрийской армией Ве́льденом[68] стояла задача затянуть снятие осады Коморома; австрийское правительство обратилось за помощью к России, и царская интервенция становилась реальной угрозой для Венгрии.

После трёх упорных и ожесточённых боёв, когда австрийцы шаг за шагом теряли свои позиции, Вельден отступил на последнюю возвышенность, с которой можно было обстреливать все пути к Коморому. На военных картах обеих армий возвышенность эта была обозначена «номером 78». Здесь австрийцы сосредоточили свою тяжёлую артиллерию.

Гёргей собрал корпусных командиров.

— На высоте «семьдесят восемь», — сказал он, — нас ждёт наиболее тяжёлая задача. Штурм неприятельских позиций под шквальным огнём артиллерии дорого нам обойдётся. Я предлагаю пустить вперёд эскадрон испытанных гусар, чтобы они уничтожили орудийные расчёты[69] и заставили умолкнуть пушки.

Генералы молчали. Клапка произнёс в нерешительности:

— Может статься, что ни один из гусар не вернётся… А орудия будут продолжать свой уничтожающий огонь…

— Да, может случиться и так, — решительно сказал Гёргей, — но молниеносный натиск не раз творил чудеса на войне. Риск велик, мы можем потерять отборный эскадрон. Но, если задача удастся даже частично и если даже не вся вражеская орудийная прислуга будет перебита, всё равно неприятелю не устоять и трёх часов. Представьте себе только, с какой стремительностью двинется вслед за лихим эскадроном вся остальная кавалерия и пехота!