Разгадка шарады — человек - [8]

— Ведь ты мне веришь? — твердил я ей. — Это дело решенное. Но у фирмы есть свои традиции. Не принято торопить главного…

Ману слушала, уставившись поверх моего плеча на что-то у меня за спиной, и я ненавидел этот ее устремленный вдаль, не замечающий меня взор.

— Может, тебе нужны деньги?

Я сам испугался, задав ей этот вопрос. Наверняка Ману рассердится. Но, втайне от самого себя, я почти желал поругаться с ней по-настоящему, чтобы выманить наружу все задние мысли и передавить их, как вредных насекомых. В ту же секунду я понял, что попал в точку, и, не удержавшись, заметил:

— Неужели тебе нужны деньги? Иначе говоря, ты богата, живешь куда лучше, чем я, привыкла к роскоши, которую я не смог бы тебе дать, и все-таки нуждаешься в деньгах!

Вопрос звучал оскорбительно, но она не обиделась. Напротив, она наконец устремила на меня взгляд, который по временам становился блуждающим, как у очень близоруких людей.

— Да, — сказала она, — ты все понимаешь. Ты не такой, как все.

Этого было достаточно, чтобы я совсем потерял голову. Значит, она во мне нуждается! Я был вне себя от радости.

— Хочешь, я дам тебе денег в счет задатка? Ману, любимая, это же так просто! Ты только скажи…

Я выписал ей чек. Она взяла его.

— Я скоро верну тебе все сполна, Пьер.

Тут же она поняла, что причинила мне боль, и попыталась загладить неловкость:

— Я объясню тебе… Верь мне, милый… Если бы ты только знал, как трудно мне живется…

Слишком поздно. Холодные слова, оттолкнувшие меня, были произнесены. Разумеется, после я нашел ей тысячу оправданий. Помнится, я даже сочинил бесконечное письмо, прося у Ману прощения за свою обидчивость. И я искренне считал себя виноватым. Целых три дня Ману не давала о себе знать. На третий день я сходил с ума от тоски. А потом зазвонил телефон. И Ману вернулась. Любовь была сладостной, как никогда раньше. И я даже не заметил, что Ману забыла извиниться. А когда я это осознал, то прогнал подобные мысли с негодованием, удивившим меня самого. Как будто Ману нуждалась в извинениях! Ей и без того нелегко живется с мужем, который наверняка следит на нею, проверяет все расходы… Я представлял себе жизнь Ману, расцвечивая ее всеми подробностями, которые подсказывало мне воображение, и моя любовь к ней становилась от этого еще сильнее. Сочинять истории — ведь в этом и состоит мое ремесло! Но муж Ману, о котором я обычно старался не думать, понемногу становился между нами. Мне захотелось побольше о нем узнать, раз уж из-за него она вела себя так странно. Я принялся расспрашивать Ману, заранее трепеща от страха. Но Ману сразу же поддалась, и я понял (по крайней мере, мне так показалось), что моя сдержанность была неуместной и Ману даже нравилось, когда на нее давили. Внезапно решившись мне довериться, она рассказала обо всем, начиная со своего имени. Уже давно Жаллю не считается с ней, для него, кроме работы, ничего не существует. Он много зарабатывает, но живет в вечном страхе перед будущим.

— А как же твои туалеты?.. Драгоценности?

Ах, в том-то все и дело! Это связано с его положением в обществе. Жаллю богат и должен вести себя соответственно. Жена для него была лишь дорогой вещью, которую ему нравилось выставлять напоказ. Зато он проверял даже самые незначительные расходы, выискивал в счетах ошибки, сам делал заказы у поставщиков, глаз не спускал со служанки, пятнадцатилетней девчонки, которую им прислали из Оверни по его просьбе, потому что так было дешевле. Карманных денег у Ману было в обрез, и частенько ей приходилось ездить на метро.

— Ты понимаешь, Пьер…

Да, я полагал, что понимаю, и гордился, что мои догадки оказались так близки к истине. И я предпринял новую попытку:

— Но почему ты от него не уходишь?

Вырвать у нее объяснение было невозможно. Сразу же между нами возникла стена. Она смотрела на часы: оказалось вдруг, что ей срочно нужно уйти. А я часами обдумывал то, что мне удалось узнать. Что же удерживало ее рядом с этим человеком? Она страдала. Не меньше, чем я. В этом я был уверен. Но вместе мы нашли бы выход. В конце концов, я понимал, что, в сущности, она мне так ничего и не сказала.

Я отыскал фамилию Жаллю в «Who’s Who in French».[5]

«Жаллю Рене, инженер. Родился 25 марта 1918 г. в Пемполе… Женился 16 февраля 1957 г. на мадемуазель Клер Лами… Окончил лицей в Ренне, Центральную школу гражданских инженеров в Париже. Изобрел и построил первые тонкостенные плотины в Сантереме, Санго, Панджхарпуре. Кавалер ордена Почетного легиона… Адрес: 31-бис, улица Ферм, Нейи-сюр-Сен».

Этого мне показалось мало. Я принялся расспрашивать всех встречных и поперечных. «Рене Жаллю? Погодите-ка… Кажется, я что-то слышал…» Но толком никто о нем ничего не знал, пока однажды англичанин, написавший замечательную книгу о «белом угле»,[6] не поведал мне:

— Жаллю, говорите? Как же, знаю. Человек известный. Работал на американские фирмы. Говорят, в своей области он мнит себя кем-то вроде Ле Корбюзье.[7]

Инженер из министерства водного и лесного хозяйства рассказал мне как-то за коктейлем:

— У него был свой звездный час. Но в Европе его техника не имела успеха. Не хочется углубляться в детали. Знаете, в этом деле, как и в одежде, приходится следовать моде. Сейчас строятся в основном тяжелые плотины из предварительно напряженного бетона. Может, Жаллю отстал от времени, а может, наоборот, он предвестник будущего.