Раздвоенное сердце - [11]

— Итак, вы у нас психиатр? — спросил мужчина в рубашке с ромбами.

— Да, — спокойно ответил папа.

Все замолчали. Я уже сталкивалась с такими ситуациями. Так было всегда. Как только папа говорил, кто он по профессии, все замолкали. Как будто они боялись оказаться в смирительной рубашке в следующую же минуту. Старик откашлялся и показал наружу, где виноградная лоза стула по стеклу из-за ветра.

— Я знаю кое-кого, кто мог бы помочь вам с этим, — каркнул он.

— Помочь с чем? — ничего не понимая, спросила мама.

— Подрезать виноград. Это на раз-два, — хихикал старик.

— О, он нам нравится такой, какой есть, — вежливо ответил папа.

Старик удивленно сверкнул на него взглядом. Я увидела, что курильщица наклонила голову набок, и ее хмурые глаза блуждали по моему телу моего папы: от плеч до его зада, который значительно выделялся под тонкой тканью брючного костюма. Мой живот скрутило.

— Я... эм... мне нужно заниматься, — быстро проговорила я и убежала через кухню к лестнице, прежде чем взгляд папы смог бы меня переубедить, чтобы я осталась. Наверху я, пыхтя, перевела дух. Мне нужно было выбраться наружу. И сейчас же. Прежде всего, мне нужно найти место, где ловит сеть, чтобы наладить контакт с Дженни и Николь.

Если мой мобильный не заработает в ближайшее время, я сойду с ума. Я схватила mp3-плеер, так сильно воткнула наушники в уши, что они заболели, и поспешила вниз по лестнице.

— Я гулять! — крикнула я в направлении гостиной, прежде чем захлопнуть дверь. Получилось "Гулять". Как я раньше ненавидела, когда мама или бабушка тащили Павла и меня после обеда в пустынный лес. Всегда по кругу, всегда одной и той же дорогой.

Он и сейчас казался мне скучным, но это было хоть какое-то занятие. Садовая улица с дедом со своими бабочками на солнечных батареях была самой быстрой дорогой в лес. Но все же риск, что старик увидит меня и снова попытается заманить в дом, был очень высок.

Нет, тогда лучше в гору по главной улице (ха-ха) и через маленький мост в дикой местности. Я шла быстро, смотря под ноги. Мама еще вчера предупредила меня, что здесь здороваются на улицах и что я тоже должна это делать. Но мне эта мысль казалась абсолютно дурацкой. Почему я должна здороваться с незнакомым человеком?

Но если я буду смотреть под ноги, а в ушах будут торчать наушники, никто не сможет упрекнуть меня в том, что я этого не сделаю. Помимо этого у меня появились сомнения, что кто-либо захочет со мной поздороваться. Я знала, что от меня исходит напряжение и знала, что на подбородке появились небольшие складки. Но я практически получала удовольствие от мысли, что я выглядела неприступной, да еще и безобразной.

После моста мне пришлось ненадолго поднять взгляд, чтобы сориентироваться, так как дорога здесь разделялась на узкую, не асфальтированную тропу и широкую гравийную дорогу. Я нерешительно остановилась. Мой телефон не мог оказать мне помощь в принятии решения. Батарея была заряжена, но дисплей снова и снова беспокойно моргал, а сеть отсутствовала. Не асфальтированная тропа - решила я. Она шла вдоль ручья и была такой узкой, что большинство гуляющих пешком выбирали более широкую дорогу.

Уже через несколько метров мои сандалии погрузились на сантиметр во влажную, мягкую листву, которая покрывала всю тропу. Я добавила их к моему воображаемому списку минимизированного снаряжения. Пара ботинок и шерстяное пальто в течение двадцати четырех часов. Если бы я была городским созданием, то все было бы проще. Я могла бы купить на карманные деньги билет на поезд, навестить друзей на выходных и переночевать вместе с Николь и Дженни. Но почему эти мысли не утешали меня? Почему у меня не было никакого желания ночевать с моими подругами?

Теперь я была не только зла на переезд и все, что с ним связано, но и на саму себя. Упрямо я тяжело шагала вперед и делала музыку еще громче, чтобы она гремела, ударяясь о стенки черепа. Мой затылок начал болеть: боль, которая медленно понималась к правому виску и там начинала пульсировать. Идти дальше. Всегда идти дальше.

Крохотное насекомое залетело мне в глаз и зацепилось за край контактной линзы. Прижав руку к лицу, я вслепую двигала линзу туда-сюда, терла ее кончиком пальца о глазное яблоко. Дженни бы стало дурно от этого, но она не знала, какие ужасные боли может вызвать инородное тело под твердой контактной линзой. Это было больно, очень больно, как будто острую иголку вставляли тебе в глаз.

Со второй попытки я поймала комара. Он утонул в моих слезах. Я отщелкнула его прочь, но зуд остался и образовал вместе с биением в виске мучительный, изнуряющий концерт боли. Помогало только одно: держать глаза закрытыми и ждать, пока роговицы снова не успокоится. Мне не хотелось стоять, поэтому я продолжала идти вслепую.

Мысль свалиться по склону из-за этого эксперимента и минимум потерять сознание, если не остаться лежать парализованной или полумертвой в лесу, мало заботила меня. Я еще никогда в жизни не теряла сознание, но представление о том, как бы это могло произойти, казалось мне заманчивым. Даже не сон... глубже, чем сон...

Я не знаю, что заставило меня кричать, так как в моих ушах гремела музыка, но я почувствовала, что кричу. Всего произошло очень быстро: холодная морда собаки у моей лодыжки, сильная мужская ладонь, которая схватила мою руку, чтобы я не упала, луковое дыхание на моем лице и мой нос, уткнувшийся в его грубый шерстяной камзол.