Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [103]

Таким образом, Константинос Мицотакис не получил никакого поста в правительстве Караманлиса по возвращении последнего из Парижа и отбыл к себе домой на Крит. Интеллектуал Микис Теодоракис тоже был отстранен от активного участия в политике и отправился заниматься музыкой. Караманлис остался главным хозяином политической игры. На тот момент я был очень близок к Мицотакису, и рикошет от его отставки попал в меня. Поскольку на политическом небосклоне не происходило ничего, за что я мог «зацепиться», а Мицотакис не мог мне реально помочь, я остался с туманной перспективой работы на греческое правительство по контракту.

Существовала и другая возможность. Я очень скучал по своим академическим занятиям и мог вернуться к научной деятельности. В это время неожиданно произошло то чудо, на которое я уже не надеялся. В 1980 году правительство Караманлиса ушло в отставку и его сменило правительство Георгиоса Раллиса. Константинос Мицотакис был назначен министром иностранных дел, и наши рабочие отношения возобновились. Возникла возможность переехать из Нью-Йорка в Москву в качестве советника по печати и культуре греческого посольства.

Я говорю, что это было чудо, потому что моя дальнейшая научная деятельность напрямую зависела от возможности работать в России, о чем мы неоднократно ранее говорили с моими греческими менторами – Свороносом и Димарасом. Вакансия в посольстве в Москве открылась в связи с тем, что в 70-х годах состоялся официальный визит Караманлиса в Москву и был подписан целый ряд соглашений о сотрудничестве между СССР и Грецией.

Этим шагом Караманлис «открыл дверь в Россию», предварительно добившись вхождения Греции в европейский Общий рынок. Тем самым благодаря Караманлису Греция сменила свою внешнеполитическую ориентацию, отойдя от исключительной опоры на США. Разумеется, как специалист по России, я должен был участвовать в процессе возобновления греко-советских отношений, прерванных на семьдесят лет из-за гражданской войны в Греции и всеобщей холодной войны.

Моя новая миссия была возложена на меня лично Мицотакисом, который предупредил меня, что подчиняться и докладывать я должен буду непосредственно ему. В 1990 году мой начальник стал премьер-министром и в этом качестве в июле 1991 года совершил официальный визит в СССР с посещением черноморских портов – бывших исторических греческих поселений. К слову сказать, никогда не забуду, как греческого премьера приняли краснодарские греки в Анапе. Они устроили застолье прямо на главной улице города, в духе традиционных уличных греческих посиделок. Мицотакис проявил себя как достойный наследник древних ораторов, когда-то витийствовавших в этих местах. А огромный норвежский катамаран, на котором возили министра, отдаленно напоминал древний «Арго», на которым Ясон с товарищами прибыл в эти места в поисках Золотого Руна.

Итак, дорога в Россию была для меня открыта.

2. И снова личная жизнь в Америке

Но вернемся к началу описываемого мной американского периода.

Так как я понимал, что моя семейная жизнь в Париже закончена, в Америке я точно ощущал, что должен найти жену, иметь детей и вести нормальный образ жизни. Однако мой образ жизни мало располагал к семейным идиллиям, на которые я был настроен, унаследовав от матери некоторую романтичность.

В результате все произошло совершенно неожиданно.

Одна из моих знакомых обратилась ко мне с просьбой помочь ее подруге, которая нечаянно упала с лестницы, получила множественные переломы и сейчас лежала в своем доме в гипсе. Больной надо было раз в день приносить гамбургер, а моя знакомая работала далеко, и ей трудно было ездить через весь город из-за одного гамбургера. «Если можешь, – сказала она, – помоги, ведь это на соседней от тебя улице».

Я согласился и стал ходить к «загипсованной» девушке каждый день. Естественно, мы разговорились. Выяснилось, что по профессии девушка палеоботаник и врач с неоконченным образованием и что она работает в библиотеке Смитсоновского института, крупного музейного комплекса в Вашингтоне. Кроме того, она рассказала, что время от времени возит ночных пассажиров на самолете-аэротакси, добавив при этом, что иногда допускает в полете технические ошибки, которые приходится выправлять второму пилоту. Позже мы много балагурили на эту тему.

Когда с больной сняли гипс и наши встречи должны были закончиться, я предложил моей новой подруге оставить работу в аэротакси. На это она мне шутливо ответила: «Ты мне не отец и не муж, чтобы указывать, чем мне заниматься, а чем нет». – «Ну почему же, – парировал я, – в отцы я, конечно, не гожусь, а вот мужем мог бы стать». – «Я подумаю», – уже серьезно ответила девушка. Мою новую подругу звали Робин Джонс, и через несколько дней она сказала мне, что пора познакомиться с ее родителями.

И вот мы стоим перед большим особняком в аристократическом Джорджтауне и звоним в дверь. Нам открывает швейцар в ливрее и сообщает, что хозяйка ожидает нас в библиотеке. Мы проходим внутрь дома и обнаруживаем респектабельную даму, сидящую в кресле. «Спасибо Вам, что вернули нам дочь», – произносит дама, протягивая мне руку. Позже выяснилось, что мама Робин, госпожа Полли Джонс, урожденная Кук, – дочь крупного вашингтонского банкира, а ее покойный муж, тоже банкир, был к тому же основателем Первого Национального Сити-банка Вашингтона. К сожалению для своих родителей, Робин вот уже два года как оставила их дом и жила своей самостоятельной жизнью, в которой было что-то от жизни хиппи. Она редко наведывалась в Джорджтаун.