Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - [100]

Я серьезно отнесся к совету профессора и начал искать подходящую кандидатуру на пост президента. Шевченко и я были согласны в том, что нам нужен человек, игравший важную роль в новогреческих исследованиях. Но мы оба считали, что он не должен быть греком. Почему? А потому что мы знали, что там, где есть больше одного грека, всегда начинаются распри. Мы опасались застарелой болезни греков – «любви к несогласию»[148] и того, что эта болезнь может погубить зарождающуюся организацию.

Действительно, проблема антагонистического характера греков существует.

В лучшем случае этот антагонизм выливается в Олимпийские игры, а в худшем – в дичайшую конкуренцию, которая разгорается всякий раз, когда греки пытаются что-то сделать коллективно. У греков любое дело начинается с тотальной борьбы за приоритет – кто будет первым, кто станет во главе. Напомню в этой связи слова выдающегося грека, уже упоминавшегося президента Кипра архиепископа Макариоса. Мы как-то летели с ним одни в самолете авиакомпании «Олимпик», возвращаясь спецрейсом из Нью-Йорка в Афины, и беседовали о катастрофе на Кипре в 1974 году. Макариос говорил со мной очень откровенно, объясняя случившееся тем, что греки, занятые политической борьбой в Греции, забыли суть проблемы Кипра и серьезно недооценили турок и Киссинджера. И уточнил с горечью: «Я недооценил противника».

А еще по теме любви к несогласию и амбициозности греков есть старый анекдот о визите императора Николая I в Балаклаву. Он приводится в одном из очерков сборника «Листригоны» моего любимого русского писателя А. И. Куприна. По преданию, выехав на плац, где проводился смотр войск береговой охраны (войска были составлены из остатков греческих добровольцев, воевавших в российском флоте при Екатерине II), император обратился к войскам: «Здорово, ребята!» В ответ – мертвая тишина. Император повторяет: «Здорово, ребята!» Ответ тот же. «В чем дело?» – интересуется Николай I у командира греческого балаклавского батальона. Тот отвечает: «Ваше величество! Здесь нет ребят. Здесь все капитаны». Не лишенный чувства юмора император видоизменил свое обращение: «Здорово, капитаны!» В ответ раздалось дружное: «Кали мера, Ваше императорское величество!»[149]

Но вернемся к Ассоциации. Я продолжал искать подходящего для нее президента, и наконец моя приятельница (а впоследствии и помощница по вопросам культуры в греческом посольстве) Эли Дубински-Травлу предложила кандидатуру одного профессора из Принстонского университета, Эдмунда Кили, который являлся переводчиком и личным другом греческого поэта и лауреата Нобелевской премии Йоргоса Сефериса. Кили блестяще знал греческий язык, жил в Греции и был женат на гречанке. Я решил, что он поймет суть дела.

Позвонив Кили, я обратился к нему со следующими словами: «Мы создаем Ассоциацию новогреческих исследований и ищем кого-то вроде короля Оттона, который после революции 1821 года и освобождения Греции от турецкого ига был поставлен на место лидера нового греческого государства, чтобы избежать его распада». Кили рассмеялся, поняв, в чем дело, и потом еще несколько лет шутил, что является королем Оттоном MGSA.

В общем, все заветы профессора Шевченко и мои собственные усилия сработали великолепно. В 1968 году Каролос Мицакис получил деньги от Мэрилендского университета на проведение симпозиума по сравнительному литературоведению. Каролосу нужна была помощь, и мы с ним заключили сделку: я обязался помочь ему с симпозиумом, он мне – с Ассоциацией новогреческих исследований. Взяв подготовленный ранее список эллинистов, мы провели тщательный отбор и пригласили на симпозиум в Колледж-Парк около пятидесяти человек, представлявших различные американские университеты.

После окончания симпозиума, прошедшего, кстати, весьма успешно, мы с Мицакисом, уговорив желающих остаться, проводили всех в кафе-«подвальчик» цокольного этажа центрального конференц-центра Мэрилендского университета, где провели первое историческое заседание MGSA[150]. Именно в «подвальчике» были выложены на стол заветные пятидолларовые бумажки, и там был избран временный исполнительный комитет из десяти приглашенных ученых для руководства первым этапом институционализации. Кстати, свои пять долларов прислал и Василис Лаурдас. После прихода к власти в Греции военной хунты Василис, который воспринял ее резко отрицательно, переоценил свою позицию в нашем с ним споре и передал мне записку с признанием, что ошибался, а я, наоборот, был прав.

В избранный на нашем заседании временный исполнительный комитет вошли Джон Энтон (Университет Эмори), Питер Бин (Дартмут-колледж), Андонис Декаваллес (Университет Фэрли Дикинсона, штат Нью-Джерси), Томас Дулис (Портлендский государственный университет), Мэри Гранос (Детройтский технологический институт), Эдмунд Кили (Принстонский университет), Каролас Мицакис (Мэрилендский университет), Байрон Тсангадас (Университет Колорадо в Боулдере), Питер Топпинг (Университет Цинциннати) и я. С нашей с Мицакисом подачи Э. Кили был избран председателем комитета, а я стал секретарем. В отчете о проведении заседания мы с Кили и Мицакисом фигурировали как «ведущие участники».