Раздел имущества - [34]

ЧАСТЬ II Больница

L’hypocrisie est une hommage que le vice rend à la vertu.

La Rochefoucald. Maximes[58]

Глава 14

Каждое утро на столы, на которых сервировались завтраки для гостей отеля, раскладывались отпечатанные афишки, в которых, помимо прогноза погоды, давался репертуар двух местных кинотеатров и краткий обзор утренних новостей. Утром в среду гостям сообщили, что американское посольство в Париже отклонило обвинения в сходе лавин, выдвинутые в предварительном порядке против американских военных самолетов. Это сообщение вызвало общее неодобрение. В обзоре намекалось, что официальный представитель американского посольства в Париже даже посмеялся над этой идеей, точно так же, как накануне это сделала Эми. Журналисты, присутствовавшие на пресс-конференции в Вашингтоне, задав те же самые вопросы, получили такой же ответ. Когда же был задан вопрос о том, будет ли хотя бы проведено расследование, американские официальные лица подвергли это предположение осмеянию.

Американское безразличие к чувствам, которые обуревали обитателей Вальмери, лыжники отеля восприняли болезненно. Утром в лыжной все обсуждали типичное высокомерие янки. Джо Даггарт, единственный, кроме Эми, американец, сочувственно посмотрел на девушку. Эми нагнулась и старательно занялась ботинками. Внутри у нее все горело от желания протестовать и убеждать европейцев, что, какими бы ни были факты, она уверена, что американские летчики просто не знали о том, что случилось. Но она также понимала, что ее протесты никого не убедят. К тому же, по закону, намерения, лежащие в основе поступков, почти ничего не значат, но все утро кровь в ее жилах закипала, когда она вспоминала обо всех этих несправедливых обвинениях. К счастью, радостные ощущения, которые она испытывала на склонах, не давали ей слишком много размышлять об этом. Чувство обиды возникало снова, когда она поднималась наверх, но никогда не появлялось на спусках — в эти моменты она испытывала только чувство свободы и радостного возбуждения. «Très, très bien»[59], — говорил Поль-Луи, подбадривая Эми. Несколько раз он позволил ей спуститься по лыжне, отмеченной черными вешками.

Поузи проснулась утром свободной от гнета, вины и злости, которые преследовали ее с того самого момента, когда они впервые услышали новость о том, что с отцом случилось несчастье. Несомненно, мимолетные прелести любви перешли в некую надежную химическую перестройку мозга и крови. Секс — это именно то, что вам полезно и нужно, даже если предыдущий опыт ограничивается его английской версией в исполнении потеющего и толстоватого парня, вашего бывшего одноклассника. Зато теперь — это просто откровение, огромный скачок вперед в смысле качества. Она с удовольствием перебирала преимущества своего нового любовника: его привлекательность, неослабевающую силу, энтузиазм и, что самое главное, тактичность обращения, выразившуюся в абсолютно правильном сочетании чувства близости, восхищения и легкой отстраненности, как во французских фильмах. Какое облегчение и счастье! Ее хорошее настроение чуть было не омрачилось на пути в больницу, когда она остановилась у магазина, чтобы купить белье — кружевной гарнитур красного цвета. В ответ на свою попытку она услышала, что ее размер «нетипичен для местных». Но даже это, даже перспектива провести все утро с отцом, даже серое небо не могли омрачить счастливого предвкушения второго рандеву с красавцем французом, которое должно было состояться сегодня днем.

Поузи отправилась в больницу рано. Когда она туда добралась, реальность происходящего с отцом снова лишила ее радужного настроения. Поузи немного обижало, что она должна сидеть тут весь день, а Руперт отправился с месье Деламером куда-то туда, где папа хранил свой сейф для ценных бумаг. Но ведь они решили, что обоим находиться в больнице необязательно — отцу это все равно не поможет. Да и присутствие одного из них ничего не дает: отец оставался недвижим, лишь его грудь слегка поднималась в такт сопению аппарата; в одну руку, выпростанную из-под одеял, вливался алый раствор, поступавший через иглы и трубки, которые тянулись к стойкам с укрепленными на них бутылочками; на кровати под покрывалами угадывалась емкость, в которую собиралась желтая жидкость; стоял ужасный запах — смесь духоты, запаха лекарств и плоти.

У Поузи с собой была книга, «Иосиф и его братья» Томаса Манна, и она углубилась в нее, чтобы отвлечься от волнующих мыслей о своем новом французском друге, но в голове роились и другие заботы. Время от времени она поднимала голову и разговаривала с отцом. Она снова спросит у доктора, все ли возможное делается для него. У Поузи было чувство, что рыться в сейфе отца неправильно, но, конечно же, они ничего оттуда не возьмут, они просто изымут из сейфа вещи на случай… на всякий случай. За этим присмотрит уважаемый месье Деламер, управляющий отца, или как там называется эта должность во Франции.

Временами Поузи поглядывала на жену отца, Керри, которая казалась красной и вялой в свете бело-голубой лампы, висящей у нее в изголовье. Керри была так же недвижима, как и отец, но что-то в ее состоянии заставляло медсестер суетиться около нее с большей озабоченностью, они кудахтали, что-то подтыкали и передвигали. Мало-помалу Поузи смогла почувствовать по отношению к Керри что-то вроде сострадания. Не ее вина, что ее обманул этот старый соблазнитель, горе их семьи, не она первая. Хотя, на взгляд Поузи, это было весьма странно, если подумать о его морщинистом лице и его формах, как у Румпельштильцхена