Разбитый - [8]

Мне в голову пришло три слова: «Избегать, запираться, защищаться».

Нужно было добраться до ближайшего выхода или, если не получиться, запереться в комнате с дверью. Мне нужно было выбраться из этого огромного, открытого зала.

Я направился в коридор. Куча учеников уже двигались в ту сторону. И может быть, я не так уж много времени провёл в состоянии оленя перед фарами, потому что казалось, что все бежали в замедленном темпе.

Я проложил в голове маршрут. Я не пойду к переднему входу в школу, который находился слева. Скорее всего, стрелок будет там. Я поверну направо, побегу по центральному коридору в крыло Д. Крыло Д было тихим коридором из кабинетов. Я побегу по этому коридору к выходу в конце. На улице будет безопасно. А если я не доберусь так далеко, то зайду в класс. Предполагая, что найду тот, который ещё не забаррикадирован.

Это промелькнуло в моих мыслях за мгновение, скорее картинками, чем словами. Я сделал несколько неуверенных шагов в сторону коридора. Затем масса тел, пытающихся выйти, столкнулась с людьми, которые пытались войти. Сразу же собралась куча.

Темноволосый мальчишка в очках, который выглядел лет на двенадцать, прокричал высоким голосом:

— Два стрелка! Они идут сюда! — его лицо было таким белым от страха, что меня пробрало до костей.

«Они идут сюда».

Меня пронзила волна ужаса, пока я стоял на месте, без плана Б. Выстрелы уже были громче — та-та-та-та-та. Слышались душераздирающие крики, крики взрослого мужчины. Мольба. «Господи, помоги мне!» Что-то большое упало и разбилось. Какая-то часть моего мозга определила, что оружие быстро перезаряжается. Автомат? Полуавтомат? Два стрелка. А я стоял посреди открытого пространства.

Я умру. Это была уверенность, холодная и резкая, будто это уже произошло. Я, и все остальные в этой переполненной столовой. Мы умрём. Было мгновение, в которое я почти принял это, когда всё казалось таким неизбежным, что не было смысла бороться.

А затем что-то внутри меня закричало: «Пожалуйста, боже, нет. Не до того, как мне вообще выдался шанс жить».

Я повернулся к окнам. Дети били по стеклу, но окна были только слегка приоткрыты снизу. Один очень маленький парень пытался протиснуться. Я молился, чтобы у него получилось.

Я повернулся к раздаточной линии, но она уже была переполнена людьми. Все кричали и толкались, и казалось, что людям, уже находившимся внутри, некуда было идти.

В обеденной зоне люди переворачивали большие столы на бока и ныряли за них. На мгновение мне захотелось присоединиться к ним. Но я знал, что эти фанерные столешницы не остановят пули.

Ра-та-та. Выстрелы раздались прямо за дверью. Я был так напуган, что меня чуть не стошнило. В ушах стучал пульс. «Сделай что-нибудь. Что угодно!»

Мой взгляд упал на питьевой фонтанчик на другом конце зала. Стена у фонтана была построена высотой в сантиметров тридцать или около того, может для труб. И прямо над серебристым краном находился рисунок девушки в униформе оркестра с развевающимися светлыми волосами и с поднятым к губам рупором. Мой испуганный мозг зацепился за этот знак, будто она была ангелом, показывающим мне дорогу.

Мои кроссовки отталкивались от линолеума, мчали меня вперёд в темпе бега и ныряния. Я добрался до фонтанчика и забился в самый дальний от коридора угол. Расширение едва ли было достаточно глубоким. Если встать боком, стрелки могут меня не увидеть. Но если они зайдут в зал до конца, я труп.

Не было времени выбрать другое место. Я окинул взглядом учеников, скопившихся за столами. Я будто наблюдал за автокатастрофой в замедленном действии.

Спустя мгновение, та-та-та-та-та было здесь, громкое и ужасающее. Я не видел коридор или стрелка. Я не хотел смотреть, только прижался спиной к стене как можно сильнее. Но я видел, что делало оружие. Столы, стулья и окна — и тела — подскакивали и разлетались под дождём невидимых пуль. Крики и мольбы смешались с выстрелами и звуком попадающих в цели пуль.

Этот звук был самым худшим, который я когда-либо мог представить. Столы, которые стали барьерами, были усыпаны дырками. По серому линолеуму на полу растекался красный цвет.

Я зажмурился, желая всё прогнать, желая, чтобы это пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста остановилось. «Перестаньте их ранить. Пожалуйста, перестаньте их ранить».

Я услышал, как пули попали в стену, за которой стоял я, и щелчок по металлу, когда они попали в фонтанчик. Обжигающая волна жара в моём желудке сказала, что меня стошнит. Моему мозгу удалось передать неуверенное предупреждение.

«Ложись. Ложись, ложись, ложись».

Я опустился в угол, скручиваясь в клубок, пытаясь стать как можно меньше. У меня болел живот. Я опустил голову, жалея, что у меня нет панциря, в который можно было бы спрятаться, как черепаха. Но у меня не было твёрдой оболочки, только мягкая плоть, ткань и страх, такой глубокий, что был холодным, чёрным и тяжёлым, будто меня засасывала гравитация, будто я мог умереть только от этого. Мои глаза и губы жгло от эмоций, которые я хотел выпустить, — от криков, которые вырывались наружу. Но я не мог. Я не мог издать ни звука, на случай, если они меня услышат. Я давился этими криками, глотал их. Они опускались тяжело, цепляясь за мои внутренности, как будто жили во мне вечно.