Разбитые сердца - [57]

Меня очень беспокоило и возмущало это. Но если отбросить мой душевный дискомфорт, я была довольна жизнью. Перемена эта не обошлась без комизма. Едва душа отлетела от тела Генриха, Николай из Саксхема, мой недавний тюремщик, превратился в необычайно услужливого раба, а Гленвиль, никогда не принимавший всерьез обязанности надзирателя, чтобы думать о том, жива я или нет, стал сверхвнимательным. Не было больше бурого эля — вино появилось у меня на столе почти так же неожиданно, как на свадьбе в Кане. Мне вернули все наряды и большую часть драгоценностей. «Не растопить ли камин, что-то холодно?», «Не желаете ли прогуляться верхом, погода такая хорошая?» — только и слышала я с утра до вечера. За одну ночь я превратилась из нежеланной, нелюбимой жены короля в заботливо опекаемую королеву-мать. Порой я с иронией думала обо всех тех женщинах, чье солнце закатилось, скрывшись за могилами мужей. Мое же, хоть и с опозданием, вновь поднималось, заливая своими лучами рассветное небо. Не успел Ричард вернуться для церемонии коронации, как я уже была осаждена подобострастными просителями и потеряла счет петициям и прошениям, поступавшим ко мне, нередко вместе с подарками, с тем, чтобы дойти до короля. Я все их игнорировала, и единственная просьба, которую я тогда передала Ричарду, была сугубо личной.

— Ваше величество, Николай из Саксхема покорно просит о соответствующем вознаграждении за верное исполнение в течение всех последних лет возложенных на него обязанностей надзирателя при вашей матери.

— И какое же вознаграждение моя мать нашла бы подходящим?

— Его голова превосходно выглядела бы на столбе. И если потребуется оправдание такой чрезвычайной награды, то я думаю, что им могло бы служить тщательное изучение его счетов.

— Хорошо. А всем этим остальным мошенникам скажите, что я умею считать деньги. Урок будет своевременным, и они должны быстро его усвоить.

Таким образом, Николай из Саксхема получил окончательный расчет, а его подлежавшее конфискации поместье в Суффолке Ричард разрешил передать верному Альберику, с единственным условием, что феодальная повинность за него будет увеличена с четырех полностью экипированных тяжеловооруженных всадников до десяти. Альберик был без ума от гордости и радости. Для своего герба он выбрал котомку бродячего торговца с торчащими из нее десятью копьями.

Коронация Ричарда состоялась в сентябре, с большей пышностью и великолепием, чем когда-либо раньше. Я сожалела, что моему сыну предстояло так недолго радоваться приему, оказанному ему английским народом, и свидетельствам его горячей преданности. Сам он не потратил ни пенни и был крайне недоволен расточительностью других.

— Если они не находят лучшего применения своим деньгам, то я знаю, что делать со своими, — ворчал он. — А за тот балдахин заплачено целое состояние! Этих денег хватило бы на вооружение десятка рыцарей. Неужели без него я буду менее королем, чем есть? А гильдия портных поставила столько дармового вина, что им можно напоить всех лондонских пьяниц!

Ричарда радовали только подарки лично ему; любого короля, менее одержимого целеустремленным тщеславием, они обеспечили бы на долгие годы. Даже я не догадывалась о том, насколько громадно богатство Англии и как велика популярность Ричарда. Помимо его величественной фигуры и красоты — а это всегда надежный ключ к сердцу простых людей — у него была репутация настоящего воина. Улицы Лондона день и ночь звенели песнями о его отваге — во многом это была чистая правда, порой в них встречались преувеличения, а то и просто выдумки. А подарки текли рекой. Простые люди, видевшие в Ричарде сына Генриха Законника и символ своей безопасности, залезали в свои засаленные кошельки и деревянные сундуки. Знатные бароны видели в нем странствующего рыцаря, который скоро отправится в крестовый поход, а они снова смогут незаконно властвовать, как в былые времена, наполняя шелковые кошельки и ларцы с драгоценностями. Даже евреи, рискнувшие выйти из своего защитного мрака, несли ему подарки, что привело к немедленно последовавшей небольшой трагедии. Ричард принимал их подарки милостиво, даже с подчеркнутым интересом — он принял бы подарок и от самого сатаны, — но некоторые чиновники, помнившие о том, что закон запрещал женщинам и евреям участвовать в церемонии, и кое-кто из толпы, всегда готовые учинить драку, оттеснили евреев в сторону. Дело не обошлось без бесчинств и кровавой резни, правда в незначительных масштабах. Ричард разгневался, но среди всеобщего ликования происшествие тут же было забыто.

Как только закончились церемонии и празднества, Ричард пришел ко мне, в великолепные новые апартаменты в Вестминстере, коротко, но очень тепло поприветствовал меня и упал в кресло.

— Ну, вот, слава Богу, лицедейство закончилось. Четыре дня мы не знали покоя, и, по-моему, все довольны тем, что я — король Англии. Мне нужно поговорить с тобой, мама.

— Я вся внимание, ваше величество, — весело сказала я, но интуиция подсказывала, что он пришел с каким-то серьезным поручением.

Вид сына внушал мне смутное опасение за его здоровье — впервые за все время. Скука и безграничное нетерпение, которое ему приходилось, по крайней мере отчасти, обуздывать, изнурили его больше, чем любые физические усилия. На его лице были написаны усталость и напряжение, почти смятение. Я уже не раз убеждалась в том, что в подобных случаях Ричард обращался только ко мне, и, подозревая, что он пришел с какой-то просьбой, была готова выполнить ее без вопросов и колебаний.