Разбег - [96]

— Хай-бой, пусть вся страна знает наших женщин!

Поднимались одна за другой — старухи, молодые женщины-солдатки, девушки. На столе — целая гора золотых и серебряных украшений, пачки денег. Наконец, очередь дошла до Галии. Она еще днем попросила, чтобы и ее внесли в список, но не думала, что так много окажется желающих сдать свои сбережения для фронта. Но вот Артык выкликнул:

— Каюмова Галия!

Зал притих. При упоминании этой фамилии у многих всплыл в памяти бывший арчин этого аула — Каюм-сердар. Вспомнились дни земельно-водной реформы, когда кулаков-баев лишали земли и воды. И история с золотым мешочком вспомнилась. Конечно, давно это было. Сам сердар умер, Аман сторожем или вахтером работает, а сын его — красный командир. Но все равно, к Каюмовым повышенный интерес.

Галия, как всегда, грациозно, откинув руку, боясь оступиться на лесенке, взошла на сцену.

— Милые односельчане, — произнесла смущенно, — я сегодня так рада, прямо не знаю, как выразить свои чувства…

— Да, Галия-ханум, мы знаем, что ваш сын Акмурад напомнил вам о себе, — сказал Артык. — Мы все считали, что он, как настоящий большевик, никогда не пойдет на компромисс с отцом…

— Артык, не надо так! — Галия побледнела и словно сжалась в комок. — Сын прислал письмо… Да и муж мой Аман — чем он тебе не угодил, что ты его все время преследуешь, жизни ему не даешь?

— Галия-ханум, не притворяйтесь, что ничего не знаете. — Артык сурово сдвинул брови — У Амана совесть не чиста — это всем известно. Да и сейчас… Все мужчины на фронте, а он в проходной стоит. Как базарный день — чуть свет спешит куда-то. Вы, дорогая Галия-ханум, может быть скажете людям, чем занимается Аман?

Галия, поджав губы, высыпала на стол свои украшения — кольца, серьги, браслет, несколько золотых монет, которые берегла на вставные зубы, но слава аллаху, ей уже давно за пятьдесят, а не один собственный зуб еще не выпал.

— Ханум, не из того ли мешочка драгоценности? — съязвил Артык.

В зале зароптали. А вот и выкрик:

— Эй, сельсовет, зачем придираешься?

— Что она у тебя — лишний кусок съела? Человек последнее для фронта отдает, а ты допрашиваешь!

— Ладно, Галия-ханум, спасибо вам, — отступил Артык.

— Зачем мне «спасибо», — с обидой отозвалась Галия. — Пожалуйста, не делайте мне снисхождения. Я отдала свои драгоценности, чтобы поскорее приблизить нашу победу. Чтобы сын гордился мной.

Галия-ханум с высоко поднятой головой сошла со сцены. Колхозники зааплодировали ей, и Артык выкликнул следующую фамилию.

Сбор средств на колхозный самолет продолжался до сумерек. Галия вышла из клуба, когда собрание закончилось и зал уже опустел. Она задержалась, чтобы дать «отповедь» слишком самоуверенному фронтовику — Артыку. «Подумаешь, какой! — повторяла она про себя слова, какие ей хотелось высказать. — Если ты в чем-то подозреваешь моего мужа, то сходи, куда надо, и узнай — кто он! Зачем же на общем собрании высказывать недоверие?» Галия ждала Артыка, когда он спустится со сцены, но он вместе с секретарем райкома вышел в другую дверь. Галия, убедившись, что его уже в клубе нет, подумала: «ладно, в следующий раз» и отправилась домой…

Амана она застала в постели. Бритоголовый, с белой ровно подстриженной бородой, он, не мигая, смотрел в потолок. Галие он напомнил мертвого Каюм-сердара. Вот так же старик лежал перед похоронами. Галия испуганно кашлянула. Аман спросил:

— Где была, ханум? Что-то долго тебя не слышно.

— Ай, где была, там меня уже нет, — отозвалась Галия, не решаясь пока сообщить, что сдала все свои девичьи украшения на колхозный самолет. Да и стоило ли ему говорить о них? Аман ведь никогда не интересовался ее побрякушками. Знал, конечно, что ее отец, старый татарский князек, был человеком богатым, и делал изредка ей подарки — но это было еще до революции. С тех пор много воды утекло.

— Что-то ты не очень приветлива сегодня. — Аман насторожился и встал с постели. С минуту он искал брюки, ворча, где это они запропастились. Но вот нашел их на стуле, надел и опять строго посмотрел на жену: — Не потеряла ли чего? Хлебные карточки на месте?

— На месте, куда они денутся. — Галия помешкала и села, со вздохом, на кушетку. — Артык опять нам покоя не дает. Более злых и настырных людей я в своей жизни не видела.

— Где ты его встретила?

— На улице, — соврала Галия. — Встретился, спрашивает: куда это твой Аман по базарным дням ходит.

— Какое его дело! — обозлился Аман.

— О том поганом золотом мешочке опять напомнил, — сказала Галия, поджав губы.

— Ах, негодяй он. До каких же пор можно вспоминать старое?! — Аман сразу расстроился, заходил по комнате.

Галия принялась успокаивать его. Уговаривала и думала: «Надо же было сказать ему об Артыке! Сама виновата!» Но видно чувствовала Галия, что ей еще придется столкнуться с Артыком — она и сама этого хотела, — потому и не удержалась, сказала о нем мужу.

— Аман-джан, да плюнь ты на всякие подозрения, — взмолилась Галия-ханум и тут услышала стук в дверь.

— Иди, открой, кто-то пришел, — сказал Аман и насторожился.

В комнату, шаркая о половую тряпку сапогами, вошли Артык и участковый милиционер.

— Здравствуй, Аман, — сказал Артык, но руки не подал. — Вот пришли к тебе, как говорится, довести до конца неоконченное дело.