Раз пенёк, два пенёк - [87]
Двери Малофеевой избы были распахнуты настежь. Клавка удивлённо хмыкнула и прошла в дом, не постучавши.
За столом в центре восседал сам хозяин и по-стариковски мусолил беззубым ртом квашеную капусту. Перед ним стояла глубокая железная миска, наполненная данным продуктом. Малофей был не очень пьян, что называется — «в меру».
Чуть поодаль, на сундуке отдыхал молодой, но уже плешивый мужик. Около него стоял тазик, по всей вероятности, приготовленный для гостя.
Второй посетитель, Панкратыч, ковырялся в печке, тщетно пытаясь найти подходящий бычок. Плотнику было невдомёк, что все окурки припасливый Малофей собирает в специальную баночку — на чёрный день.
— Уголовный розыск! — рявкнула Клавка во всё горло.
Голова лежащего мужика резко дёрнулась и брякнулась об обитый железом угол сундука. Раздался глухой стук, потом стон. Панкратыч, словно таракан, мигом спрятался за печку. Малофей сделался белее мела.
— Что, мазурики, совсем страх потеряли? Двери нараспашку: заходи, кто хочешь, бери, что хочешь, — весело приветствовала тёплую компанию Борода.
— Дак ведь, Клавушка, нам теперя некого бояться, — пришёл, наконец, в себя Малофей.
— Выпить есть? — Клавка бесцеремонно уселась за стол.
Малофей вопросительно поглядел в сторону сундука, но гостю, похоже, не было дела, ни до чего. Плешивый охал, держась за голову. Дед принял решение.
Он выудил из-под стола бутылку и налил полстакана гостье:
— На здоровье, Клавушка.
Борода залпом выпила содержимое. Зажевала капустой.
— Рассказывай новости.
— Словили преступника. Который ходил ночью по улицам, жертв искал. Значится, теперя можно спать спокойно. Вот я и двери закрывать перестал. Кого бояться-то? Мы ведь уж, грешным делом, думали, что мертвец из гроба приходит, кровь пить. Оказалось, нет — маньяк это. Боря, — дед кивнул на плешивого страдальца, — ночью с ним нос к носу столкнулся. А ещё, Панкратыча душегуб чуть не убил, да и я смерти чудом избежал. Теперь убивец сидит в камере.
— Когда приняли злодея? — поинтересовалась Клавка.
Малофей сощурил один глаз:
— В половину одиннадцатого вчера вечером, участковый взял его. Крику было — на весь посёлок! Я ищо на часы посмотрел, как чичас помню.
Клавка закурила. Панкратыч из-за печи с испугом поглядывал на гостью, когда-то им собственноручно закопанную в землю. Вроде, живая! Он осмелел настолько, что вылез из укрытия и стал жадно принюхиваться, поводя длинным носом. Курить хотелось ужасно.
Наконец, бывший плотник решился:
— Не найдётся лишней папироски, а?
— Лишней — нету! — отрезала Клавка, мимоходом глянув на просящего.
И тут она признала Панкратыча! Борода повернулась к попрошайке всем корпусом, чуть прищурив глаза.
— Как я тебя сразу-то не приметила, фуцан? Стоять на месте!
Бывший плотник изрядно струхнул. Колени его задрожали, челюсть отвисла. Панкратычевы глаза стали бегать, выискивая пути отхода.
— Клавушка, это Павлик, Петин дружок, — попытался разрядить обстановку Малофей.
Вдруг неожиданно распахнулась дверь. На пороге стоял Петя Синий. Сзади за его спиной маячила кудрявая голова. Не здороваясь с присутствующими, Петя подскочил к Панкратычу и ткнул его кулаком в нос. Предатель с воем схватился за лицо.
— Сука, стукач! Порву падлу! — Синий схватил миску со стола и грохнул её об голову соседа.
Присутствующих обдало кислым рассолом, закуска разлетелась по всей избе. Панкратыч повалился на пол и заскулил, словно побитый пёс. Из пробитой головы его текла кровь, на ушах висела капуста.
Дед Малофей, беззвучно съехав под стол, исчез там. Боря перестал охать. Шурка смущённо топтался в дверях, не ожидая от Синего подобной прыти.
И лишь Клавка невозмутимо взирала на экзекуцию. Она справедливо полагала, что за Панкратычем имеется серьёзный косяк. Прилюдное наказание — вещь серьёзная.
Впрочем, Петя не замедлил просветить присутствующих:
— Эта крыса вчера заложила нас участковому. Подслушала у дверей, о чём мы трём, и сразу же ломанулась! Эх, Панкратыч, не был ты на «малолетке»! Уже ходил бы дырявым и кукарекал!
— Всё, хватит, не трогай Павлика! Петруха, здесь тебе не «малолетка». Вставай, касатик, на табуреточку присядь. На вот, папироску, — проявила вдруг неожиданную доброту тётка.
Она быстро сообразила, что пора уже защитить длинноносого. Глядишь, конфликт дойдёт до участкового. Вот Клавка и наберёт очков перед властями!
Панкратыч, держась за голову и всхлипывая, уселся на табурет. Малофей, уже к тому времени материализовавшийся, обвязал голову страдальца грязной тряпкой. Инцидент можно было считать исчерпанным.
Тем временем, Суслонов, заметив Шурку, поспешил к «корешу». Но, нечаянно попал ногой в блюдо, сразу, же предательски поехавшее на капустном рассоле.
Боря с размаху хряснулся на пятую точку и взвыл от боли. Сегодня ему положительно не везло!
— А это что за потерпевший? — недоумённо уставилась на Суслонова Клавка.
Она признала того фраера, чьи карманы когда-то обчистила, но виду не подала.
— Борис Борисыч. Водитель автобуса, известный человек в посёлке, — представил гостя Малофей.
— Борька, одноклассник мой, — пояснил, в свою очередь, Петя. Потом добавил, обращаясь уже к Суслонову — что, дружок, запил? А помнишь, как меня склонял по-за глаза? Не судите, да не судимы будете. Вот так-то, Бориска.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.