Раз пенёк, два пенёк - [53]

Ах, ты, Кудря, подлец! Со всей мочи, словно дрова рубил, детина опустил полено на голову парня. Шурка едва успел выставить руку. Хрустнула кость. Кудрявый с криком схватился за локоть. Кабан победоносно заревел.

Но мощный боковой удар заставил его взвыть — теперь уже от боли. Подскочивший Алан блестяще провёл хук левой — скулу Кабана ожгло неимоверной болью, челюсть треснула. Тем временем, Васька вцепился в руку громилы, пытаясь вырвать у него полено. Алан же снова атаковал и удачно сделал «двойку». Глаза бугая помутнели. Он рухнул на землю, вдобавок ко всему крепко ударившись затылком о камень. Полное фиаско!

Ребята оттащили Кабана с дороги — на холмик, к двум пенькам. Вдруг кто не заметит да наступит?

Алан пощупал пульс поверженного Голиафа:

— Ничего страшного, жить будет. Поставят скобки, походит с зашитым ртом. Но, честно говоря, лучше бы Кабан сдох. Страшный человек! Он ведь хотел нас просто-напросто убить. Шурка, как рука у тебя?

— Терпимо, — кудрявый поморщился от боли, — правда, шевелить ею не могу. Надо бы доктору показаться.

— Это перелом, — авторитетно заявил Алан, — прямо сейчас пойдём к Иван Иванычу.

— Он примет? — спросил Васька неуверенно.

— Обязательно. Чем и хорош местный доктор: среди ночи его разбуди — поможет, чем сможет.

Ребята направились к врачу, оставив Кабана лежать подле пеньков. Из затылка его, разбитого о камень, сочилась кровь.

Ветер разогнал тучи, небо выяснилось — светила полная луна. Лишь вдалеке зарницы озаряли сполохами горизонт, словно кто-то включил небесную иллюминацию.

Кабан скоро пришёл в себя. Какая досада, опять промашка! Здоровяк встал на четвереньки, помотал головой, но тут, же взревел от боли. Он сел, привалившись спиной к пеньку.

Дико болела челюсть, но ещё сильнее Кабана терзала боль поражения. Чёрту бы душу отдал — так хотелось отомстить ненавистным врагам! Детина завыл, глядя на холодный блин луны. Дикая злоба рвала кабанью душу, съедала сердце.

Кабан и не заметил, как сгустилась тьма: вокруг стало черным-черно. Потянуло студёным ветром, непонятно откуда взявшимся. Бугай недоумённо поёжился и огляделся по сторонам — не январь же! Он попытался подняться на ноги, но не получилось — все конечности его оцепенели. Кабан не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Убийце — безжалостному и жестокому маньяку — стало страшно. По-настоящему жутко. Мгла казалась живой, она дышала космическим холодом.

Кабан поднял глаза к небу и помертвел от ужаса: вместо луны и звёзд он увидел два жёлтых огонька во мраке, окутавшем его, словно покрывало! Полно, это просто наваждение, бред! Громила, не взирая на больную челюсть, снова потряс головой. Однако тьма не отступала, а, напротив, становилась гуще, чернее. Огоньки увеличивались, разгораясь всё ярче. Это взгляд — гипнотизирующий, змеиный, чудовищный!

Кабан хотел закричать, но из горла вылетел только слабый сип — силы покинули грозу посёлка. Страшные глаза неумолимо приближались, холод стал непереносимым. Всё. Дыхание замерло, сердце дёрнулось в последний раз и остановилось.

Но искорка, зовущаяся душой человеческой, не отлетела к Богу. Сущность Кабана была выпита, высосана тварью, пришедшей из иного мира — незнакомого людям, враждебного и таинственного.

Татьяна проснулась от резкого порыва ветра. Комнатная дверь громко брякнула, стукнувшись с размаху о шкаф. Женщина встала, подошла к окну и прикрыла форточку. Вдалеке полыхали зарницы — похоже, будет буря. Хозяйка поёжилась. Скорей, под тёплое одеяло! Но, не успела она сделать назад и двух шагов, как форточка снова со звоном распахнулась. Сквозняк. У братца, видать, окно не затворено? Чтоб ему пусто было!

Так и есть. Дверь к Кабану, вопреки обыкновению, была раскрыта, оттуда задувал ветер. Спит, как медведь! Хозяйка прошла в комнату брата и замкнула на шпингалет распахнутое окно. Покосилась в сторону кровати. Дрыхнет, усом не ведёт, душегуб. Татьяна вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

— Да это у Вас, батенька, перелом! Возможно — со смещением. Надо бы на рентген, в райцентр, — доктор поправил очки указательным пальцем. Совсем, как Васька!

— Добираться на перекладных надо, — Шурка загрустил. Чёрная полоса, воистину!

— Ну, можно поговорить с Наумом Лаврентьевичем. С оказией он отправит и Вас, Александр. Значит, говорите, с лестницы упали? И как Вас так угораздило! — недоверчиво посочувствовал доктор.

— Ага, именно так. Угораздило, — уныло подтвердил Шурка.

— Что ж, с лестницы, так с лестницы. Пока я наложил лангету, но это временно. После снимка — гипс. На пару месяцев.

Алан присвистнул:

— Ничего себе!

— А Вы как думали? Перелом — не шуточки. Ну, теперь, ребята, разрешите откланяться. Спокойной ночи! — врач устало потёр переносицу.

— Спокойной ночи, Иван Иваныч!

Друзья отправились по домам. Нужно было поспать хоть немного. Завтра, вернее уже сегодня, придут девушки, и все вместе они отправятся к Прохору — помочь мужику в его невесёлых хлопотах.

Ледяная мгла развеялась, чёрный туман отступил. Кабан сидел на том же месте, прислонившись к пеньку. Он не дышал и был холоден, как лягушка. Вековые берёзы шумели, кланяясь порывам ветра, шелестели беспокойно кусты. Но вдруг всё стихло: ветер угомонился также внезапно, как и начался. Выяснило — небесный фонарь луны осветил кладбищенские кресты и оградки неподалёку.