Райский сад - [2]

Комнату на верхнем этаже в доме Хильды, предназначенную для Виктории, Элисабет привела в порядок. Халат положен на кровать, букет камнеломки, пепельница — на столе. А самое большое внимание со стороны Элисабет — книга Стенли Гарднера[5] — милое дитя не забыло, что Виктория питает слабость к детективам.

Окошко здесь было таким же маленьким, но зато сверху видны были длинные кривые террасы, что, поднимаясь все выше и выше, окаймляли горный склон белыми и розовыми рядами цветущих миндальных деревьев. Элисабет рассказывала о террасах, удерживавших землю от обвалов и строившихся столетиями, она говорила, что в нынешние времена не много найдется таких людей, какие умеют строить стены на старинный манер, без строительного раствора, но как бы обрамляя каждый камень тончайшей деревянной инкрустацией. Виктория как раз чрезвычайно интересовалась стенами; однажды за городом она пыталась исправить каменный причал у берега, но если уж у тебя нет практической сноровки, то ее у тебя, к сожалению, и не будет.

Еще одна маленькая лесенка вела вверх, на террасу на крыше. И оттуда внезапно открывались просторы невероятной красоты. Перед Викторией с безумной величавостью простирались горные цепи, а внизу, в глубокой чаше долины, сама Виктория была меньше блохи. Пейзаж казался трагическим, торжественным и абсолютно замкнутым. Какое влияние оказывал он на людей? От него веяло совершеннейшим одиночеством. Виктория молча стояла и прислушивалась, а потом вдруг заметила, что тишина была не абсолютной: то время от времени — собачий лай, то внизу на проселочной дороге у городка — автомобиль, а очень-очень далеко — звон церковных колоколов. «Все познается в сравнении, — думала она, — ведь и море становится более просторным, если видишь несколько островов, прерывающих линию горизонта… Необходимы контрасты. А теперь, теперь я думаю, что этот трудный день оказался довольно длинным для меня. Я не стану распаковывать вещи и не стану готовить еду. Пойду лягу».

Сон Виктории преисполнен мирным покоем и таинственными картинами. Перед восходом солнца запели петухи, в селении, должно быть, было множество петухов. Настало утро. В комнате стало ужасно холодно, особенно остыл каменный пол. Виктория надела на себя все шерстяные вещи, какие только у нее были, и спустилась вниз по лестнице, открыла окошко обрамленное ярко-зеленой листвой, усеянной апельсинами и высунулась наружу; она держала в руке апельсин, но не могла заставить себя сорвать его, каким-то образом это было бы не в ее стиле. Пожалуй, лучше выпить чашку чаю.

Слава Богу, горелка зажглась, газовый баллон еще не кончился. Был в кухне еще другой аппарат, который, возможно, имел отношение к теплой воде. Виктория осторожно нажала на кнопку, и аппарат, обеспокоенно шипя, зашумел, так что она снова выключила его и вскипятила чай на конфорке. Холодильник был полон мелких аккуратных полиэтиленовых пакетов, она открыла один из них, но поняла, что в нем промороженная каракатица, и снова быстро закрыла пакет. Баночка с джемом показалась ей такой, какой ей и должно быть. Возможно, именно эта добропорядочная баночка омрачила мысли Виктории: «Вторгаться в жизнь другого человека, в холодильник Элисабет, в ее постель, в ее исполненный страха отъезд… Я эгоистична. Что мне известно об Элисабет? В умывальной комнате — безопасная бритва, может, ему пришлось куда-то переехать из-за меня?»

Виктория надела плащ и шляпу, налила молока кошкам и вышла. Утро было прохладным, солнце едва перевалило через гребни гор. Улица заканчивалась у рынка маленькой красивой площадью с фонтаном посредине и несколькими деревьями, на которых листва еще не появилась; надо будет выяснить, что это за деревья. Быть может, платаны? Там был магазин и кафе, о котором писана Элисабет, кафе, принадлежавшее некоему Хосе, и большой желтый почтовый ящик, показавшийся Виктории каким-то по-домашнему уютным и надежным. Надо купить марки и послать красивые открытки нескольким старым ученикам. Все двери были еще заперты. Какой-то старый человек пересек площадь, и они поздоровались. «Теперь я здесь живу, — подумала Виктория, и легкий холодок радости пробежал у нее по спине, — со мной, проходя мимо, здороваются… Все будет хорошо».

В тени патио она раскрыла книгу «Путеводитель туристов» с самыми обычными выражениями: «Не будете ли вы столь любезны… Я огорчен, прошу прощения, где мне найти сапожника, портного, магазин сувениров, салон красоты…»

Около двенадцати в ворота постучали и вошел молодой человек с ящиком. Он улыбнулся и стал что-то объяснять, чего Виктория не поняла. Затем он начал сверлить большую дырку в стене. Странно, тебе кажется, что ты научился произносить множество красивых и общеупотребительных слов на испанском языке, но, когда заходит речь о чем-то конкретном, все слова куда-то исчезают. Виктория предложила молодому человеку вина, сигареты, она суетилась вокруг него до тех пор, пока дырка не была готова. А потом он ушел. Чуть позднее он явился снова, также красиво улыбнулся и преподнес ей громадный букет, просто куст мимозы. Виктория была ошеломлена. Мимоза, которую покупают только маленькими-премаленькими веточками кому-нибудь на день рождения… — словно бы чужая страна признала ее, невероятно, надо будет рассказать об этом Элисабет.