Райский сад - [62]

— Если не считать чувства вины, которую я собираюсь загладить, да, я чувствую себя очень хорошо. Это еще одна причина, по которой я еду в Париж. Просто мне не хотелось тебе говорить.

— Довольно это обсуждать, — сказал Дэвид. — Значит, ты решила ехать на поезде?

— Нет, я хочу ехать на «жуке».

— Хорошо, но будь осторожна и не гони на горной дороге.

— Я буду следовать твоим наставлениям и постараюсь представить, что ты сидишь рядом со мной. Мы будем разговаривать и рассказывать друг другу разные истории и сочиним рассказ про то, как я спасла тебе жизнь. Я всегда так делаю. С тобой дорога не будет такой утомительной, и я перестану обращать внимание на скорость. Словом, я надеюсь получить удовольствие.

— Хорошо. Думай только о хорошем. Если не получится выехать рано утром, заночуй в Ниме. В «Императоре» нас должны помнить.

— Я лучше поеду через Каркассон.

— Нет, чертенок, пожалуйста.

— Возможно, я выеду рано и тогда успею добраться до Каркассона. Я поеду через Арль и Монпелье и не стану тратить время на Ним.

— Но если выедешь поздно, сделай остановку в Ниме.

— Не говори со мной как с ребенком.

— Я поеду с тобой. Видно, выхода нет.

— Нет, пожалуйста. Мне важно сделать это самой. Действительно. Я не возьму тебя.

— Как хочешь, но мне придется ехать.

— Не надо, пожалуйста. Ты должен доверять мне, Дэвид. Я не буду нигде останавливаться, но обещаю ехать очень осторожно.

— Нельзя, чертенок. Сейчас рано темнеет.

— Не бойся. Ну будь умницей, отпусти меня. Ты же всегда мне все разрешал. Когда я делаю что-то неправильно, я всегда надеюсь, что ты сможешь простить меня. Я буду ужасно скучать по тебе. Мне уже тоскливо от мысли, что мы расстаемся. В следующий раз мы поедем вместе.

— У тебя сегодня был трудный день, — сказал Дэвид. — Ты устала. Хотя бы позволь мне проверить «бугатти», прежде чем ты в него сядешь.

Он зашел к Марите и сказал:

— Не хочешь прокатиться?

— Хочу.

— Тогда пошли, — сказал он ей.

Глава двадцать седьмая

Дэвид сел в машину, и Марита устроилась рядом на переднем сиденье. Он вырулил на дорогу, слегка присыпанную песком, который ветер приносил сюда с пляжа, и поехал, поглядывая на заросли папируса по левую сторону дороги и на пустынный пляж и море по правую. Он ехал прямо по шоссе, пока не показался быстро набегавший на него мост, выкрашенный в белый цвет. Прикинув расстояние до моста, Дэвид убрал ногу с педали газа и мягко нажал на тормоз. Автомобиль уверенно держал дорогу и равномерно замедлял ход при каждом нажатии на педаль, его не заносило и не вело в сторону. У моста Дэвид остановился, переключил скорость и под нарастающий рев двигателя снова помчался по шоссе номер шесть на Канны.

— Она сожгла все рассказы, — сказал он.

— О, Дэвид.

Они въехали в Канны, когда в городе зажигались огни. Дэвид остановил машину под деревьями напротив кафе, где они с Кэтрин впервые встретили Мариту.

— Может, поищем другое место? — предложила Марита.

— Как хочешь. Какая, к черту, разница.

— Или просто покатаемся.

— Нет, я бы предпочел освежиться, — сказал Дэвид. — я просто хотел проверить, в порядке ли машина. Кэтрин уезжает.

— Уезжает?

— Говорит, что да.

Они сидели за столиком на террасе; деревья, подсвеченные фонарями, отбрасывали пятнистую тень. Официант принес Марите херес «Tio Pepe», Дэвиду — виски с перье.

— Если хочешь, я поеду с ней, — сказала Марита.

— Ты думаешь, с ней может что-то случиться?

— Нет, Дэвид. Я думаю, сейчас она на время успокоится.

— Может, и успокоится, — сказал Дэвид. — Черт, она сожгла все до последнего листка, кроме повести о нашем путешествии. Той, где я пишу о ней.

— Это чудесная повесть, Дэвид, — сказала Марита.

— Я не нуждаюсь в утешениях, — сказал Дэвид. — Я сам написал эту повесть и знаю, чего она стоит, но я также написал и рассказы, которые она сожгла.

— Ты можешь написать их заново.

— Нет. Когда вещь пишется на одном дыхании, ее потом невозможно вспомнить. Я сам каждый раз потом перечитываю и не могу поверить, что это написал я. Нет, если вещь получилась, ее невозможно восстановить. Каждый раз тебе дается только один шанс. И количество этих шансов тоже строго отмерено.

— Каких шансов?

— Написать хорошую вещь.

— Но ты же можешь все вспомнить, Дэвид. Ты должен вспомнить.

— Этого не может никто: ни ты, ни я, ни кто другой. Как только рассказ получается, я мгновенно теряю с ним связь.

— Она хотела причинить тебе боль.

— Нет.

— Тогда что?

— Ей не хватило терпения. Все, что случилось сегодня, случилось только потому, что она слишком спешила.

— Надеюсь, ко мне ты будешь так же снисходителен.

— Ты просто будь рядом и проследи, чтобы я не убил ее. Знаешь, что она надумала? Нет? Она собирается заплатить мне за рассказы, чтобы я не понес никакого ущерба.

— Нет.

— Да. Именно так. Она обратится к своим адвокатам, чтобы они назвали ей предположительную стоимость моих рассказов — и они их оценят, раз уж они смогли оценить фантастические штуковины «Руба»[56], — после чего она заплатит мне вдвое больше названной цены.

— Нет, правда, Дэвид, не могла она такого сказать.

— Она сказала, вот этими самыми словами. Осталось только уточнить детали и придумать, чем еще она может потешить свое великодушие, помимо выплаты мне двойной компенсации.