Рай в шалаше - [65]
— У тебя усталый вид.
Он досадливо махнул рукой:
— Тебе в самом деле непонятно, что происходит?
— Дай мне халат.
— Да не смотрю я на тебя, лежи спокойно.
— Мне холодно!
— Брось! — Морщинки обозначились еще резче. — Лежи, — натянул ей одеяло по самый подбородок. — Неужели тебе неясно, что шеф не дает мне развернуться, в одном из лучших институтов страны, с колоссальной репутацией, с колоссальными возможностями, — это унизительно, наконец.
— Ты мне ничего не рассказывал...
Посмотрел на Таню, вздохнул глубоко, хотел что-то сказать, только снова бородой дернул, сдержался.
— Знаешь, что произошло на днях? Подхожу к шефу, приношу результаты экстракласса, предлагаю совместную публикацию, он же, не говоря ни да, ни нет, уклоняется. Димка не поверил, но это правда. И это при том, что эксперименты подтверждали правоту одной его давней мысли, — все равно не пожелал.
— Почему?
— Видишь ли, Таня... — Валентин задвигал плечами, словно стряхивая с себя куртку, куртка неприятно, тяжело заскрипела. В ночи, когда слышен каждый шорох, скрип ее, казалось, заполнил все вокруг, комнату, постель, гудевшую спросонья голову. Казалось, скрипит, не желая раскрываться, сама Валентинова душа, никогда не раскрывавшаяся без особой на то надобности. — Видишь ли, однажды, много лет назад...
Куртка продолжала скрипеть.
— Ты бы переоделся.
— Погоди, помнишь, я перешел в институт сразу после защиты. Шеф, прежде чем меня брать, посмотрел работу, ну и, словом... Ничего не скажу, гениальная интуиция. В одном месте там была натяжка, ты помнишь, я торопился, освобождалась вакансия... один-единственный человек заметил, и это был шеф... С тех пор он мне не верит, какие бы чистые результаты я ни представлял.
— Это был обман? — не успев справиться с собой, Таня, по-видимому, задала вопрос не теми словами.
— Да не то это совсем! — Денисов встал, повернулся к жене спиной, постоял у окна, заходил по комнате, получилось громко. Заскрипели половицы, им тотчас же ответила пружина в старом кресле, в столике сами по себе звякнули обо что-то ножницы — старый дом, неровный пол, настроение хозяев невольно выплывает наружу... Денисов снова сел, наклонился над ней, заглянул в глаза: — Должен был родиться Петька, квартиры не было, денег не было. Хорош молодой муж! И все могло вскоре появиться. Я никого не обманывал, как ты не понимаешь, не было времени до конца гнать эксперимент, подставил теоретически найденную цифру. Так поступают тысячи и... ничего. Самое замечательное, — муж горестно усмехнулся, — я потом проверял — цифра оказалась правильной.
...Таня вспомнила день защиты, она ходила уже с большим животом, после защиты был банкет в отдельном кабинете в «Арагви», денег на банкет дал отец Валентина (он умер вскоре после того, как родился Петька), вспомнила, как Наталья, приглашенная со стороны жены, шипела ей в ухо: «Голые, босые, а тут шашлыки по-карски, убить тебя, Танька, мало, деньги бы у свекра взяла, а банкетик сварганила бы втихаря дома, сказала бы только, я бы все сделала», вспомнилась веселость Вальки в тот вечер и как он все время приговаривал: «Вот все и кончилось, лапонька», ему было не по себе в тот вечер.
— Слушай, это все твоя мнительность, — может, шефу ничего такого и в голову не приходит?
Куртка снова недовольно заскрипела.
— Разумеется, я заблуждаюсь, я все выдумал, но почему же шеф не делает для меня того, что делает каждый порядочный шеф? Это бросается в глаза больше, чем хотелось бы.
— Никому ничего не бросается в глаза, тебе кажется. Твои ребята со мной откровенны, давно бы доложили.
— О таких вещах, лапонька, женам не докладывают, это чувствуют. Достаточно сказать, что шеф ни разу не представил меня сам в «Докладах Академии наук».
— Ну, это случайность.
— Случайность, допустим. Но смотри дальше. Шеф не дает на обсуждение диссертаций в мою лабораторию. Факт общеизвестный. Прислали твой диссер к нам, — значит, беги не к Денисову, а к Третьякову. Почему? Выходит, потому, что шеф не доверяет вышеназванному Денисову ни судьбы людей, ни оценки их работ. Дальше идем. Любимую свою гипотезу он дал проверять не мне, а тому же Третьякову. Допустим, тот провозился зря пять лет — ничего не подтвердилось, допустим, при таком раскладе мне же лучше. Но ведь тоже неприятный симптом сам по себе.
— Почему ты мне ничего не рассказывал?
— По-твоему, об этом приятно говорить? И вот мне уже сорок. А дальше? Конечно, я не Димка, не те мозги, но неплохие, замечу без ложной скромности, мозги. Последние мои результаты — высший класс. У меня сейчас одни козыри на руках, — муж обиженно оттопырил нижнюю губу, — и ты знаешь, сколько я работаю, это несправедливо, наконец.
Это правда, работал Денисов запойно, бывали периоды — сутками пропадал в институте. Таня боялась, как бы он там не подорвался вместе со своими установками, заставляла его по вечерам каждый час звонить домой, он вышучивал ее, но звонил исправно, отдавал им с Петькой распоряжения, командовал, когда им без него ложиться спать... еще летом, до отпуска так было.
— Что ты смотришь на меня? Изучаешь психологию научного творчества? Изучай, это тебе не ваша ботсадовская богадельня: поговорили — разошлись, тычинки-пестики, цветочки-лютики, как поется в популярной песне, социальный масштаб иной, работа пахнет миллионами экономии.
Новая книга Галины Башкировой и Геннадия Васильева поможет читателю живо увидеть малоизвестный для нас мир русских (как называют на Западе всех выходцев не только из России, но из всего СССР) эмигрантов разных лет в Америке, познакомиться с яркими его представителями — и знаменитыми, как Нобелевский лауреат, экономист с мировым именем Василий Васильевич Леонтьев или художник Михаил Шемякин, и менее известными, но по-человечески чрезвычайно интересными нашими современниками.
Что мы знаем о себе, о секретах собственной психики? До конца ли мы реализуем возможности, отпущенные нам природой? Можем ли мы научиться прогнозировать свое поведение в горе и в радости? А в катастрофе, в аварии, наконец, просто на экзамене? А что нам известно о том, как формировался в веках психический склад личности? О том, что такое стресс и как изучают его психологи?Человек и становление его духовного мира, парадоксы нашей психики, эмоциональное осмысление того нового, что несет с собой научно-техническая революция, нравственные аспекты науки.Прим OCR: Это одна из нестареющих книг.
Книга посвящена жизни и многолетней деятельности Почетного академика, дважды Героя Социалистического Труда Т.С.Мальцева. Богатая событиями биография выдающегося советского земледельца, огромный багаж теоретических и практических знаний, накопленных за долгие годы жизни, высокая морально-нравственная позиция и богатый духовный мир снискали всенародное глубокое уважение к этому замечательному человеку и большому труженику. В повести использованы многочисленные ранее не публиковавшиеся сведения и документы.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.