Растерзанное сердце - [104]

— Что ж, мистер Сомс, — проговорил он. — Если вы передумаете, вы знаете, как с нами связаться. Ну а пока, как говорят в фильмах, не покидайте город. — Он указал на Келли. — И вы не покидайте, юная леди.

Никто не обращал на него внимания. Каждый пребывал в своем мире — унижения, боли и чувства, что тебя предали. Но все это пройдет, Темплтон был в этом уверен, и он еще увидится с Келли Сомс при более благоприятных обстоятельствах.

Подходя к машине, старательно огибая лужи и грязь, Темплтон повернулся к Уинсом, потер руки и сказал:

— Что ж, по-моему, очень даже неплохо прошло. Как ты думаешь, Уинсом? Он знал?

Бэнксу предстояло осмыслить много новой информации. Задумавшись, он пристроил машину у магазинчика возле гавани и направился к ресторанам и магазинам Вест-Клиффа. Прошел мимо копии желто-черного военного корабля «Грэнд тёрк», которую снимали в телесериале «Горнист», и ненадолго остановился полюбоваться парусами и оснасткой. Какая, должно быть, в те времена адская жизнь была на флоте! Для офицера еще, может, и ничего, но если ты простой матрос, то это скверная, червивая еда, телесные наказания, чудовищные боевые ранения, мясники, неумело маскирующиеся под хирургов. Разумеется, почти все свои представления об этом он почерпнул из «Горниста» и «Хозяина морей», но ему казалось, что все именно так и было, а если даже и нет — откуда бы ему об этом знать?

Снова мысленно обратившись к рассказу Кийта Эндерби, он понял, что, возможно, и сам жил в Ноттингхилле примерно в то же время, что и Линда Лофтхаус с Таней Хатчисон. Он был уверен, что обязательно вспомнил бы, если б встречал тогда такую красавицу, как Таня, хотя она в ту пору еще не была знаменитостью. Но память молчала. В то время вокруг было множество молодых красивых женщин в ярких нарядах, со многими он встречался, но Таню припомнить не мог.

Вероятно, Таня и Линда принадлежали к совершенно иному кругу. Бэнкс не был знаком ни с какими музыкантами, поэтому всегда платил за билеты на концерты, как и все его приятели. Кроме того, у него не было музыкального таланта, чтобы выступать в местных клубах, хотя он часто ходил туда слушать тех, у кого такой талант имелся. Но главное — он, пожалуй, всегда чувствовал себя чужаком в этом мире: никогда не отпускал особенно длинные волосы и редко позволял себе заходить дальше цветастой рубашки или яркого галстука, не говоря уж о балахонах или бусах; не мог заставить себя пойти на политическую демонстрацию, а когда беседовал об альтернативной культуре, то внутренне был уверен, что говорит примитивные, детские и скучные вещи.

Бэнкс облокотился на парапет и стал смотреть на рыбацкие лодки, покачивающиеся в гавани. Затем отыскал глазами кафе, где, как он помнил, подавали отличную рыбу с картошкой — единственное блюдо, на которое можно было по-настоящему положиться в Уитби. В полупустом кафе он заказал у скучающей молоденькой официантки в черном переднике и белой блузке чайник чая и гигантского морского окуня с картошкой и картофельными же сэндвичами со сливочным маслом.

Бэнкс уселся у окна, через которое по ту сторону гавани был виден старый город: сто девяносто девять ступенек, ведущих к разрушенному аббатству, церковь Святой Марии, где соленый ветер давно слизал имена с надгробий. Мимо навесов, где разгружались и продавали свой улов рыбаки, прошествовала группа юных готов с набеленными лицами, все они были в черном, с затейливыми серебряными украшениями.

Бэнкс кое-что о них читал, знал, какую музыку они предпочитают, и из всего этого сделал вывод, что готы помешаны на смерти и суициде, на живых покойниках и «темной стороне мира», но агрессии не проявляют. Почти все они являются пацифистами, их волнуют социальные проблемы: расизм, войны. Бэнксу нравились «Джой Дивижн», а он слышал, что это культовая готская группа. С другой стороны, подумал он, готы ничем не чуднее хиппи, страстно увлекавшихся оккультизмом, поэзией и наркотическими откровениями.

Шестьдесят девятый стал для Бэнкса годом великого перелома. Окончив школу с парой приличных оценок в аттестате уровня А, он поселился в комнатке в Ноттингхилле и стал изучать менеджмент в Лондонском политехническом. Однако он чувствовал, что у него мало общего с однокурсниками, поэтому предпочитал тусоваться с ребятами из колледжа искусств, двое из которых жили в том же доме, что и он. Они-то и поведали ему о краеугольных камнях субкультуры хиппи: странной смеси экзистенциализма, коммунализма, гедонизма и нарциссизма. Они делились косяками с ним и Джем, жившей через площадку, ходили на концерты и выступления поэтов, обсуждали права жильцов, самовольно захватывающих квартиры, войну во Вьетнаме и «Волшебника из страны Оз», снова и снова проигрывали «Ресторан Элис».^[22]

Бэнкс понятия не имел, что ему делать в жизни. Родители ясно давали понять, что хотят направить его на стезю «белых воротничков» и не желают, чтобы он очутился на кирпичном заводе — или на металлопрокатном, как его отец, — так что изучение менеджмента казалось логичным шагом. К тому же он ощущал настоятельную потребность вырваться из удушливо-провинциального Питерборо.