Рассвет тьмы - [56]
Шмыгнув носом и принюхавшись, незнакомец двинулся вниз. Его шаги оглушали, от них сотрясались ветхие стены. Я беззвучно вздрагивала от каждого звука, от каждого скрипа ступеней, боясь, что он сейчас заглянет за лестницу. Еще мгновение, и задохнулась бы. Но он прошел мимо, открыл дверь и исчез во мраке зала, оставив позади себя шлейф плавящей силы. Выпустив руку русалки, я шмыгнула за ним к выходу и осторожно выглянула. На пороге замер мужчина в темном одеянии. Дверь сама распахнулась перед ним, и вдруг он обратился в черный дым. Сотканный из мрака, несущий запах гари и смерти. И унесся прочь, растворился в ночи, словно капля, упавшая в колодец.
Я припала к стене. Чуть отдышавшись, развернулась и, не чувствуя ног, понеслась на второй этаж дома.
— Эшли! — дрогнувшим голосом позвала Лорелея, но я не слышала ее.
Оказавшись в тесном коридоре, распахнула первую попавшуюся дверь. Уборная. Окинув беглым взглядом, двинулась к следующей комнате. Там, где гремел неизвестный, должен был остаться характерный погром, так что уборная отпадает. Следующая дверь вела в спальню. Небольшая кровать и тумба, невзрачные, бледно-зеленые шторы на окнах, на стене над изголовьем — мрачная картина, изображающая морской шторм. Быстрым шагом я вошла в помещение и выдвинула ящик тумбы — потрепанный сборник стихов, очки, ворох старых газет. В нижнем отделении лежала аккуратная стопа постельного белья. И везде безупречная чистота, как в дешевом мотеле. В отличие от Саммер, Калеб не отличался достатком или его не интересовали деньги. Более, чем скромная обстановка, но имелось все необходимое для жизни. Или существования — кому как.
Напротив спальни располагалась кухня. Круглый столик, табурет, холодильник, в котором кроме двух банок рыбных консервов да бутылки молока я ничего не обнаружила, полка с посудой, колонка для продуктов и старая плита. Бэлморт и здесь побывал: на полу рассыпана крупа, валялись пластиковые банки и крышки от кастрюль.
Следующая дверь и последняя на этаже вела в рабочий кабинет, а если быть точной — в библиотеку. Шкафы до потолка с рядами плотно стоящих книг, двуместный диван, потертый палас, торшер и журнальный столик. И именно здесь царил искомый кавардак. Книги разбросаны по полу, будто их скидывали небрежно, в порыве ярости. Никакой четкой схемы. Я бы поняла, сбрось он все синие книги или, например, самые толстые, но нет. Они были абсолютно разные. Присев на корточки, я подняла толстый том в красном кожаном переплете и пролистала. Шелест бумаги вызвал болезненный жар в груди. Его касался бэлморт, бегло перебирал страницы. У меня голова закружилась, сердце взволнованно ёкнуло. Тьма была близко, слишком близко, я чувствовала холод в кончиках пальцев. Поднявшись, осмотрела внимательно книжные полки. Если повезет, то я увижу то, что не увидел бэлморт.
Сначала все книги казались на одно лицо, ничего примечательного. От современных до старинных, и даже рукописных. Ровные ряды пестрых обложек, некоторые из них были вырваны из привычного мирка и брошены на пол бесчувственной рукой, и теперь раскрытые, беззащитные лежали на старом паласе. Пройдясь мимо шкафов, я внимательно изучила каждый корешок, каждую обложку, не прикасаясь, одними лишь глазами. Прислушиваясь к ощущениям. И, наконец, остановилась перед неприметной книгой в сером переплете.
Она ничем не отличалась от своих сестер, разодетых в пух и прах, разве что кровавый отпечаток человеческой ладони делал ее особенной…. Я протянула руку и осторожно взяла книгу с полки. Сборник сказок. Открыв, коснулась титульного листа, на котором красивым печатным шрифтом было выведено заглавие, но внимание привлекла надпись на внутренней стороне обложки: «Центральная Библиотека. Ячейка № 657». Прерывисто вздохнув, я пролистнула страницы, но ничего не нашла. Разочарованно закрыв книгу, поднялась на цыпочки, чтобы поставить на место, но она выскользнула из рук и упала на пол, раскрывшись в полете. Я только ахнула и посмотрела вниз — из книги выпал белый лист бумаги. Похоже, он был спрятан среди страниц. Быстро опустившись, я взяла его и развернула. Еще не осознав, но, уже прочитав, смотрела на два коротких слова, выведенных каллиграфическим почерком: «Саммер Джоунс».
Меня забило мелкой дрожью. Спрятав записку в карман плаща, я бросилась вниз к Лорелее. Буквально сбежав по лестнице, остановилась на последней ступени перед белой от страха русалкой. Часто дыша, я смотрела ей в глаза и не видела.
— Ничего не понимаю….- пробормотала я и направилась к выходу.
Идти оказалось невероятно тяжело, тьма поглощала меня, заманивала потусторонними шепотами, хваталась ледяными руками за щиколотки. Лорелея что-то говорила, но я слышала ее будто из-под воды, с трудом разбирала слова. Торопилась на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха…. Толкнув дверь, я шагнула на порог под непрерывное ворчание русалки. Жадно вдохнув, подняла голову вверх, подставив лицо ветру. Он легко коснулся кожи, отбросил волосы назад и затих. Не помню, как оказалась около стены…. Наверно, не сумела устоять на ватных ногах. Вышла из дома, и вдруг тяжело дышу, опираясь на стену ладонью.
У юной ведьмы Эшли особый дар. Она видит то, что не дано другим – отпечатки зла на предметах и душах магов. Кулон наставницы Линетт, доставшийся после ее смерти, подчиняет Тьму и притягивает бэлмортов. Бен – один из них. Он должен был убить Эшли и забрать украшение, но не смог. Теперь он навечно прикован к ней магией искупления. Бен меняется и чувствует это сам, но их странная связь более не пугает его. Главный Фамильяр обращается к Эшли и Бену за помощью – пропали три студентки Университета Магии, четвертая охвачена темными силами.
Эшли страдает от ментальных вторжений Тома, Бен хочет помочь ей, но брат оказывается сильнее. Джош под стражей. В обмен на его освобождение Стэнли просит Эшли о помощи.
Индонезийский марксист Тан Малака, выступивший на одном из первых съездах Коминтерна за союз коммунизма с исламизмом, в своей работе "Мадилог" ("Материализм, диалектика, логика") за 1943 г., в главе VII "Обзор при помощи Мадилога". "Верования", в начале раздела "Верования Западной Азии", пишет: "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам. Все 3 они в общем называются монотеизмом, могуществом бога. Иудаизм ограничен исключительно пределами еврейской нации, в то время как христианство и ислам оба исповедуются несколькими нациями во всём мире, сотнями миллионов человек. "То, что я имею в виду под верованиями Западной Азии, это иудаизм, христианство и ислам.
Миди, фантастика с элементами фэнтези. Далекое будущее, люди освоили ближний космос и познакомились со множеством разумных существ, похожих и непохожих на людей, проживающих в галактике, космические войны и другие малые и большие конфликты остались позади и наконец-то, разделив захваченные трофеи, земляне начали осваивать дальние галактики.
С приходом нового правителя штата Морес, все вокруг начало меняться - начинают устанавливаться новые моральные нормы, правила поведения и приличия, а так же новые ограничения для тех, кто недостаточно умен или чистокровен. Людей начали косвенно выгонять из своих родных домов путем давления и расизма. Всеобщее возмущение и забастовки быстро разгоняли, а виновных сажали за решетку. Людям нужен тот, кто зажгет огонь невероятной силы, который никто не сможет погасить. .
Спустя пять лет Академию Флос Петал допускают до участия в Стихийных играх среди подростков. Кристиан Картер, не медля, поддерживает эту задумку и подает свое заявление на участие, совершенно не догадываясь, во что выльются обычные соревнования среди детей. Альтатония начинает показывать свои более темные стороны, намекая на то, что тут может стать небезопасно как для него, так и для всех людей.
За двенадцать лет жизни несправедливый и жестокий мир сильно надоедает, особенно когда единственный родной человек — твоя сестра. Кристиану повезло — ему выдался шанс уйти в новый, более фантастический мир, который, казалось бы, ждал его все это время. Хербу, их культура и странности, магия, новые знакомства, а также много тайн и секретов, которые Альтатония прятала от них на протяжении многих лет — все это им предстоит узнать на первом году обучения.
А что бы вы сделали, найдя в своём доме тетрадь с чьими-то мыслями? Естественно прочли бы. Вот и герой рассказа не удержался и сам не заметил, как привязался к чужим записям. Но дневник оказался не так прост…