Рассвет - [17]

Ведь он сказал: «Я должен был жениться на тебе, Лаура!» Сказал! А теперь спит с Изабеллой.

Спят ли они в двойной супружеской кровати? Бэд Райс спит рядом со мной каждую ночь. Он бормочет в мою шею:

– Твои нежные, душистые волосы… Ты самая красивая на свете… Нежная Лаура, – называет он меня. – Ты так много знаешь, так хорошо все умеешь, мне повезло, что я нашел тебя. А где я тебя нашел? На лестнице в библиотеке. Помню эту лестницу, – смеялся он.

– Ваши тети просили меня посмотреть на ребенка.

– Это не обязательно, – вежливо сказала она. – У вас еще столько дел дома! Зачем вам терять время, вы слишком деликатны.

– Вовсе нет! Я хочу посмотреть на него.

Тогда она вдруг вспомнила, и расстроилась, что вспомнила не сразу, почему Френсис приехал домой.

– Мы так огорчены смертью вашего отца. Все его любили.

– Да. Ему выпал короткий век. – Он помолчал. – Будете вы снова давать уроки музыки?

Зачем он говорит о пустяках? Ведь он наверняка прочел в ее душе гордый вызов: «Ты думал, что нанес мне смертельный удар, а я победила тебя! Каждую ночь меня страстно ласкают и нежат, и этот малыш, чудесный малыш – дитя любви», – твердила она ему мысленно, а вслух вежливо ответила:

– Я найду время и для ребенка, и для занятий. Да, мы все слышали о ваших замечательных успехах. Ваши родители говорили нам.

Френсис издал медицинский справочник, который имел успех. Лаура почувствовала, что она похвалила его как-то снисходительно, словно школьника, который принес хорошую отметку, и, покраснев, добавила:

– Мы здесь всегда знали, что вы прославитесь.

– Спасибо, – ответил он просто и встал. – Ну, я ухожу. Молодым матерям нужен покой.

«Молодым матерям»? А его Изабелла – тоже молодая мать? Наверное, нет. Не то он сказал бы, что и у него есть ребенок. Но для чего он пришел? Какой-то нелепый, непонятный визит. Странный, даже смешной. Не надо было ему приходить. Но он продолжал разговор:

– Моя мать хочет продать дом и уехать на Запад. У нее там много родственников.

– Да, смерть вашего отца – потрясение для нее и для вас. Спасибо, что навестили меня в такие тяжелые для вас дни.

– Мне хотелось это сделать. Я думал о том, что мой отец был бы рад увидеть этого ребенка. Он умер за два часа до его рождения.

Френсис закрыл за собой дверь, и его шаги гулко прозвучали в коридоре. Лаура почувствовала комок в горле, – подступающий ком сожаления и боли. «Да, Френсис, ребенок мог бы быть внуком твоего отца… Не странно ли, Френсис, что я лежу в этой палате, а внизу в детской комнате лежит ребенок Бэда Райса, – и это случилось по твоей вине, Френсис!»

Через день она вернулась домой. Какие пустяки сохраняются в памяти! Когда Тома привезли из больницы, Бэтти Ли приготовила жареных цыплят и песочное печенье, а Бэд встретил сына в детской с большим игрушечным медвежонком-пандой в руках.

– Боже, – сказала Лилиан, – это игрушка, по крайней мере, для пятилетнего.

Тетушки уезжали, предоставив дом молодой семье. Бэд так хорошо справлялся с делом, что они могли, наконец, уйти на покой.

– Я собираюсь путешествовать, посмотреть разные страны, – говорила Лилиан, – ну, а Сесилия – у нее другие планы.

Сесилия познакомилась с отставным капитаном, интересным мужчиной, который ухаживал за ней.

Итак, для Лауры Райс наступила новая взрослая жизнь, с ответственностью за мужа, ребенка и совершенствованием в своей профессии учительницы музыки.

Когда во второй половине дня приходили ученики, за Томом присматривала Бетти Ли; сидела она с ним и тогда, когда Бэд и Лаура уходили на вечеринки.

Бэд любил показаться на людях с красавицей-женой, одетой в модные платья. Он любил компании, ему было приятно, что Лаурой все восхищались. Они вели такую насыщенную жизнь, что в первые годы Лауре некогда было заняться самоанализом и подумать, есть ли у нее с Бэдом подлинная супружеская совместимость.

Они спали на широкой супружеской кровати с белым кружевным балдахином, в комнате с веселыми обоями с цветочным узором. Бэд превосходно знал науку наслаждения, и Лаура повиновалась ему. Он умел целовать долгим, влажным поцелуем, не отрываясь от ее губ, когда тела уже сплетались пылко и неистово. Знал, когда достигнута вершина сладострастных утех и пора прервать соединение. Его руки ласкали ее умело и нежно, и она послушно следовала за умелым кормчим, ведущим их ладью в море страсти и любви. Оба давали и получали дары страсти, наслаждение было взаимным.

Эти минуты взывали ощущение счастья и единства, бездумного, безрассудного упоения, которое взмывало высокой волной.

Компания Пайге-Райса процветала, Бэд трудился и проявлял недюжинные деловые качества. Росло число учеников Лауры, дом звенел музыкой. И был еще Том, чудесный Том.

– Он – портрет твоего отца, – говорили Лауре тетки в отсутствие Бэда. «Черноволосый ирландец», такой эмоциональный, и эти шелковистые волосы, черные как смоль.

Мальчик был любимцем Бэда. «Папин сын», – гордо называл его Бэд, когда Том подрос и стал следовать за ним по пятам, и в столярной, и в слесарной мастерской отца.

Но он был и маминым сыночком, и, забравшись на колени Лауры, жадно слушал сказки про Винни-Пуха. Он нежно ласкался к матери и вовсе не ревновал ее к новорожденному братику.