Расстрижонка - [29]

– ???

– Ну, румпель, форштевень, шкото-фало-грот…

Грото-фаллические эпитеты… я бы до этого не додумался. Какая молодёжь у нас на «Святой Руси» растёт! Талантливая, изобретательная! Им только дай в руки матюгальник — такое узнаешь!

К этому времени лодку подтянули к берегу. Скинули сходни, князь с частью свиты и совершенно одуревшим от происходящего и присутствия рядом со светлым и уже почти святым и благоверным, Лазарем, по досточке перебрались на борт. Хорошо, хоть коней на берегу оставили.

Пара гридней, не снимая рук с рукоятей мечей, заглядывала во все дырки и помещения. Как они взволновались обнаружив под палубой нашу «гороховую вдову»! Тут я сразу сказал:

– Руками не трогать! Корабельная принадлежность! У неё — особая судовая роль.

Ни слова не солгал! «Роль» у неё, и правда: и особая, и судовая.

Оружия на женщине не было. Как и почти всего остального. Поэтому «безопасники» облизнулись и отвалили.

Лазарь старательно изображал «лом проглотил». Одновременно с — «проглотил язык». А посол-то у меня — того… прирождённый шпаго-глотатель. Сделаю нормальную шпагу и экспериментально проверю. На таком таланте — можно ж и денег заработать!

Андрей довольно уверенно, чуть раскачивающейся походкой кавалериста, перемещался по палубе, рассматривал высоченную мачту, пощупал парус, пропустил через руку шкот, потрогал, чуть даже потаскал гик. Чем немедленно вызвало шипение нашего капитана.

Поскольку шипел он в свой рупор, который из рук не выпускал, то многие вздрогнули и на берегу.

Откуда рупор? — Так сделали! Исключительно по нужде. Из-за береговой стенки этих Дятловых гор — не набегаешься. А совместная работа, когда одна бригада наверху, другая внизу — постоянно. Сигнальщиков у меня не хватает, жестикуляция… по всякому бывает. Вот сделал Прокуй несколько рупоров. Один на кораблик забрали.

Эффекта — никакого. Даже хуже: от первого звука народ или впадает в ступор, или разбегается. Команда типа «прими конец» — с первого раза не воспринимается никогда. Вот Дик и приспособил рупор людей пугать: «Ласточка» идёт тихо, подходим к кому-нибудь дремлющему рыбачку в лодочке на реке, тут он как гаркнет… Бывало, что слушатели вместе с плав. средствами купались.

Я, конечно, упрекал и выговаривал. Но тут, когда с берега в «Ласточку» полетели камни, Дик рупорно ответил поимёнными цитатами из такелажа и рангоута. Похоже, помогло. До дурноты некоторых участников с противной стороны.

– Ты зачем в боярина камнем метал? Мало что не убил. Ежели у него ребро сломано — вира будет.

Наш матрос с двумя вихрами, пойманный одним из свитских за ухо, перепугался страшно. Выкрутился из державшей его руки, толкнул боярина на натянутый шкот, отчего тот завалился, и спрятался ко мне за спину.

Мой человек — мне и отвечать.

– Будет суд — будет вира. Заплачу. Только попало бедняге — случайно. Малец в городских целил, не в княжеских. Наш стрелок и с десяти шагов не попадает.

– А вот и нет! А вот и неправда! Я с десяти шагов в палку попадал! Сам же вчера хвалил!

– Точно. Попал. Один раз. А все остальные разы?

Паренёк хмыкнул и, далеко, по другому борту обходя пытающегося выпутаться из шкотов и фалов поднимающегося обидчика, пошёл к носу.

– И откуда ж ты такое берёшь?

Андрей, подобрав полы одежды, присел на корточки и внимательно рассматривал «узел управления» на корме.

– Это — штурвал, по-русски — рулевое колесо. Тут крутишь — там руль поворачивается. Лодочка курс… э-э… направление движения меняет.

Андрей упёр палец в штурвал, чуть провернул его, заглядывая за корму, где в клязьменской воде двигалось смутно видимое полотно руля. Потом повернул в другую сторону. Снова посмотрел за корму.

Рядом страдальчески вздохнул мой капитан: чужой — рулевое трогает… И сказать ничего нельзя — князь.

Андрей медленно перевёл взгляд на меня. Он сидел на корточках, его обычная несколько высокомерная постановка головы в таком ракурсе — вовсе не выглядела высокомерной или презрительной. Скорее — очень изумлённой.

– Вот я и спрашиваю: откуда ты взял? Этот… штурвал.

Я немедленно напыжился. Ещё бы: моё рукоделие самому Боголюбскому интересно!

– Сам сделал. Эту лодочку мы всю сами сделали. У меня, на Стрелке. Тут дощечки сосновые, тут смола этой зимой топленная, там посконь, внутри — дубовые шпангоуты…

– Это-то понятно. А где видал?

– Э… что?

– Колесо.

– Придумал.

– Сам?!

Теперь уже я непонимающе смотрел на Андрея. Потом до меня дошло. Две вещи сразу.

* * *

Первая — простая, философская, общеизвестная. Никто ничего не может придумать нового. Просто по закону божьему. «Что было — то и будет». Адам с Евой вкусили от древа познания. Познали — всё. Одномоментно. Потом что-то забыли или потомкам не передали. Но всё в мире сотворено богом. Всегда. Изначально. «Акт творения» — называется. Одноразовый. Исполняется Творцом.

Человек не может изобрести чего-то нового. Человек может быть открывателем, но не изобретателем. Можно найти, более-менее случайно, открыть, откопать временно сокрытую истину. Но не создать новую.

Обычный путь — подглядеть у соседей. Может быть — у далёких соседей. Скоммуниздить. Не — сам.

И второе. Я по-прежнему воспринимаю Андрея Боголюбского… как бы это сказать… В рамках школьной программы, как персонажа из учебника. В общем ряду развития производительных сил, политических событий, классовой борьбы, демографического взрыва, глобального потепления и основных общественно-социальных тенденций. А он — живой человек. Не только с татарским лицом, «турецким седлом» и больными позвонками, но и с личной жизнью, большая часть которой не попала в летописи.