Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - [18]

Ему показалось жизненно важным сейчас узнать причину смертей Старбертов. Он переворачивал листы, которые были влажными от его прикосновений. Помнится, он держал их в руке, даже когда говорил по телефону. Доктор Фелл кивнул, не обратив на него внимания.

Пока Рэмпол взбирался по лестнице, гром грохотал так неистово, что, казалось, тяжелая телега, проезжая, сотрясает оконные рамы. В его комнате, хоть она и продувалась ветром, все равно было тепло. Он зажег лампу, сел за стол перед окном и разложил перед собой листы. Рэмпол пробежал по ним взглядом до того, как сел. Здесь были тексты тех комических песен, которые он купил накануне вместе с той самой трубкой, как у церковного служки.

Ему в голову пришла странная мысль, что если он закурит эту трубку, то она каким-то образом сблизит его с Дороти Старберт. Как только Рэмпол взял эту трубку, он почувствовал себя глупцом и выругался. Когда он уже был готов отложить ее в сторону, раздался странный шум. От неожиданности он выронил хрупкую глиняную вещь, и она разбилась об пол.

Это шокировало его, словно разбилось что-то жизненно важное. Рэмпол уставился на место падения, а затем поспешил сесть перед окном. Насекомые продолжали роиться перед ним. Далеко за лугом в окне тюрьмы виднелся крошечный огонек фонаря, и Рэмпол мог слышать голоса Фелла и пастора этажом ниже.

Э. Старберт, эсквайр, дневник.

Конфиденциально

(8 сентября 1797 года. Это первый год деятельности четтерхэмской тюрьмы в графстве Линкольн и тридцать седьмой год правления Его Превосходительства Георга III.)

Quae Infra Nos Nihil ad Nos[7].

Рэмпол подумал, что эти распечатанные листы гораздо лучше передали бы пульс времени, если бы были сохранены в оригинале – в виде желтых страниц. Он представлял себе мелкий, острый и аккуратный почерк, принадлежащий немногословному автору. Затем последовало несколько абзацев с литературными приемами в стиле тех дней о чудесах правосудия и справедливости наказания виновных. И вдруг дневник зазвучал совсем по-деловому:

Повесить в четверг, месяц сентябрь, таких как:

Джон Хепдиш. За ограбление.

Льюис Мартенс. За изготовление фальшивых денег номиналом 2 фунта.

Цена древесины на постройку виселицы – 2 с. 4 д.

Плата пастору – 10 д. Хотя это и разрешено законом, я все же считаю, что подобные люди не нуждаются в покаянии.

В этот день наблюдал за тем, как роют колодец надлежащей глубины – 25 футов и 18 футов шириной. Это больше напоминает ров, чем колодец. Предназначен он для хранения останков злодеев, позволяет не тратиться на ненужные захоронения, ну, и служит защитой тюрьмы с той стороны. По краям он усеян острыми железными пиками, заказанными мной.

Я очень опечален тем, что мои шляпа и новый алый пиджак не пришли мне по почте вовремя, хоть я и заказал их шесть недель назад. Надеялся предстать в красном одеянии, подобно судье, что (я убежден) позволило бы мне выглядеть более эффектно. Также я подготовил речь, для того чтобы произнести ее на балконе во время повешения. У этого Джона Хепдиша, я наслышан, талант произносить речи, так что я должен позаботиться, чтобы в этом он меня не затмил.

Старший надзиратель рассказал мне, что в подземных коридорах тюрьмы часто слышно, как заключенные стучат в двери камер. Они жалуются на то, что огромные крысы забираются к ним и поедают весь хлеб, причем в темноте грызунов не видно, пока они не залезут прямо к ним на руки и не начнут есть хлеб. Ник Тренлоу спросил, что делать. Я ответил, что заключенные попали туда из-за своих дурных привычек, а значит, должны терпеть это. Впредь любой шум из камер будет караться поркой, что позволит привести в норму поведение злоумышленников.

Сегодня вечером начал писать новую балладу на французский манер. Думаю, получится отлично.

Рэмпол поежился в кресле, а затем посмотрел в окно, где полоска света по-прежнему пересекала луг. Он слышал, как внизу доктор Фелл излагает очередные доводы относительно питейных традиций в Англии и спорит с пастором.

Затем Рэмпол продолжил читать, шелестя страницами. У него явно был не весь дневник. Кое-где пропущены целые года, некоторые даты все же сопровождались записями. Но весь ужас, жестокость, проповеди, циничное описание того, как сэкономили два пенса, – все это принадлежало перу Энтони… и это была только прелюдия.

Автор менялся. Порой он был очень эмоционален в записях.

Они называют меня хромым Эриком! (Написано в 1812 году.) А еще Драйден-фальцетто. А я меж тем придумал план. Я ненавижу и буду пороть всех тех, с кем я, по несчастью, связан кровью. Но есть то, что можно купить, и то, что нужно защищать. А крысы становятся все толще. Они даже пролезают в мою комнату, и я могу их видеть при свете лампы, когда пишу.

За время написания он выработал собственный литературный стиль, но его злоба только возрастала. В 1814 году была сделана только одна запись:

Я должен быть осторожнее с покупками. Каждый год, каждый год. А крысы, кажется, уже хорошо меня знают.

Среди оставшихся записей один эпизод больше всего шокировал Рэмпола:

23 июня. Я страдаю от бессонницы. Несколько раз мне казалось, что кто-то стучит снаружи в металлическую дверь, которая ведет на мой балкон. Но, когда я открывал дверь, там никого не было. Моя лампа стала хуже светить, и мне чудятся странные вещи. Но вся красота в надежном месте! Как хорошо, что у меня есть в руках сила.