Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - [13]

Над низменностью пронесся звон колоколов. Медленный, зловещий древний колокольный звон замер в воздухе и стал его частью. Далеко впереди в окружении дубов виднелся церковный шпиль. В воздухе над колокольней щебетали птицы, а когда раздался звон, они разлетелись…

Пара остановилась у каменного моста, соединявшего два берега широкого ручья. Дороти Старберт повернула голову и посмотрела на Рэмпола.

– Если вы смогли сказать это, то я спокойна.

Ее губы двигались медленно, не нарушая улыбки, ветер слегка шевелил ее темные волосы.

– Терпеть не могу подобное, – горячо сказала она. – Но с того момента, как умер отец, непрерывно этим занимаюсь. На Герберта можно положиться, как на рабочую лошадку, но его представления в этом вопросе оставляют желать лучшего. С остальными точно так же: жена полковника Гренди, Летиция Маркли и миссис Пейн – поклонница спиритических сеансов, мисс Портерсон – любительница почитать новые книги. А ведь есть еще Уилфред Деним. Он приходит повидаться со мной по четвергам, в девять вечера, и уже спустя каких-нибудь пять минут успевает обсудить последние сплетни, затем – театральную пьесу, которую видел в Лондоне три года назад, или рассказывает об азах игры в теннис с таким азартом, что можно подумать, что он сошел с ума. Ах да, и мистер Сондерс! Святой Георгий для счастливой Англии, а если Хэрроу победит Итон в этом году, то страна окажется в руках социалистов. Ух!

Она завелась, яростно тряся головой, пока ее волосы не разметались. Затем она стыдливо улыбнулась:

– Теперь я не знаю, что вы обо мне думаете после всего этого…

– Мне кажется, вы правы! – поддержал ее Рэмпол. По-видимому, ему пришлось по вкусу рассказанное о мистере Сондерсе. – Черт с ними, с этими спиритическими сеансами. А bas le tennis![5] Надеюсь, Хэрроу обыграет Итон. Ах! Что я еще должен сказать, чтобы доказать вашу правоту? И да здравствует социализм!

– Я ничего не говорила о социализме.

– Ну, тогда скажите о нем что-нибудь, – заметил он великодушно. – Ну же, скажите что-нибудь. Хвала Норману Томасу![6] Да будет благословен…

– Но зачем, глупый! Зачем?

– Потому что это не понравится мистеру Сондерсу, – пояснил Рэмпол.

Этот аргумент показался ему весомым. Но тут его посетила новая идея, и он спросил с подозрением:

– Что это за Уилфред, который видится с вами по четвергам, в девять вечера? Уилфред – как можно было так по-идиотски назвать человека? Звучит так, словно кому-то стало плохо.

Дороти плавно сошла с моста, она выглядела такой легкой, словно была совершенно невесома. Ее смех был таким же смелым и забавным, как и за день до этого.

– Я хочу вам сказать, что мы так и не добудем сигарет, если не поспешим… Я понимаю, о чем вы говорите. Не хотите ли ускорить темп? Осталось всего четверть мили.

– Почему бы и нет, – ответил Рэмпол, и они побежали мимо стогов сена. Ветер трепал их волосы, а Дороти звонко смеялась.

– Я надеюсь встретить жену полковника Гренди, – сказала она, задыхаясь. Подумав об этой дерзкой идее, она повернула голову к Рэмполу; ее глаза игриво блестели. – Потрясающе, здорово! Как хорошо, что я надела туфли без каблуков.

– Давайте еще ускоримся.

– Проклятье! Мне так жарко! Может быть, вы занимаетесь бегом?

– Ну, в некотором роде.

В некотором роде. В его голове сразу нарисовались белые буквы, выгравированные на черных досках темной комнаты общежития: здесь, в стеклянных шкафах, стояли серебряные кубки за различные достижения в футболе, на каждом из них значилась дата. Теперь, когда дорога осталась позади, он припомнил еще одну сцену. Ноябрь, спертое дыхание, возгласы публики, тренер раздает команды, словно режиссер в театре. Легкая головная боль. Ноги словно связаны проволокой, а пальцы похолодели и их уже не чувствуешь. Хрипы в горле, построение линии, отражение натиска… Вдруг холодный воздух ударил в лицо, появилось ощущение полета ног над белой линией, как будто это ноги марионетки в кукольном театре, и вот – грязный шар, который ты подхватываешь в воздухе, спасая ворота от неминуемого гола… Он вновь услышал этот гул, что-то перевернулось в желудке, а звук и напряжение все нарастали, словно крышка от чайника стремилась выпрыгнуть из кипящей воды. Это происходило еще недавней осенью, а казалось – тысячу лет назад.

– В некотором роде, – вдруг повторил он, задерживая дыхание.

Они были уже на окраине деревни, где деревья с толстыми стволами затемняли белые витрины магазинов, а вымощенные кирпичом улицы напоминали узоры в детских школьных тетрадках. Какая-то женщина смотрела на них, некий мужчина с выпученными глазами проезжал мимо на велосипеде, но въехал в ров и что-то пробурчал.

Дороти прислонилась к дереву и засмеялась.

– Мы достаточно наигрались в вашу глупую игру, – сказала она, а в ее глазах сверкнул огонек. – Но, черт возьми, я теперь чувствую себя значительно лучше!

Спортивное возбуждение по непонятной причине вдруг сменилось серьезностью и сосредоточенностью. Они купили сигареты; продавец был недоволен и проворчал, что должен был закрыться еще час назад, а Рэмпол наконец удовлетворил свое давнее желание купить трубку, какие так часто встречаются у церковных служек. Еще его заинтересовала лавка фармацевта: огромные емкости с красным и зеленым содержимым, разноцветные пилюли – все выглядело так, словно они попали в средневековую сказку. Здесь также было заведение, которое называлось «Приют монаха», и другое, подобное ему, под названием «Коза и гроздь винограда». Но спутница отказалась посетить это заведение, поэтому Рэмпол не без сожаления проследовал мимо. Так или иначе, он был очень впечатлен.