Рассказы зверолова - [2]

Где-то она теперь?..

Ерёмка

В то лето я не ловил медвежат, и маленький Ерёмка попался мне случайно.

Мы поехали большой компанией по ягоды: возле станции Гора Благодать был хороший малинник. Но, как всегда бывает в тайге, захватили с собой ружья и даже удочки взяли — хотели наловить на уху свежей рыбы.

Дело было под вечер. Все мои товарищи разошлись, я остался разбить палатку и приготовить чай.

Хорошо в тайге, особенно летним вечером, когда нет жары: приятно пахнет сосной и кедром, рядышком — малина, и ходить никуда не надо: только протянешь руку — и уже кладёшь в рот сочную, ароматную ягоду.

Отведал я малины, костёр зажёг… Вдруг неподалёку грянули два выстрела. И сейчас же послышался треск в кустах и топот — кто-то мчался к нашему стану. Я схватил ружьё, и в ту же минуту показались в кустах два наших молодых охотника.

Тяжело дыша и перебивая друг друга, они рассказали, что встретились с медведем, выстрелили в него по одному разу и в испуге бросились ко мне.

Я отправился с охотниками. Медведица была убита наповал, кусты малины вокруг поломаны, много ягод рассыпано по земле. Видно было, что зверь лакомился тут малиной.

Мы стали поднимать медведицу, чтобы отнести её к палатке, как вдруг на поляну выскочил медвежонок.

— Не стреляйте! — тихо сказал я товарищам, которые уже вскинули ружья. — Мы возьмём его живым.

Медвежонок насторожённо огляделся и скрылся в малине. Но пробежал недалеко, и скоро мы увидали, как он ловко карабкается по старой, покривившейся сосне. На самой верхушке дерева он остановился и, обхватив ствол цепкими лапами, уставился на нас.

— Подождём, — сказал я охотникам, приваливаясь к сосне. — По дереву лезть нельзя, оно никого из нас не выдержит. Да и надобности в этом нет: медвежонок долго не просидит. Тряхните ствол хорошенько и садитесь рядом.

Молодые охотники потрясли ствол старого дерева и уселись возле меня. Не прошло и часа, как медвежонок начал спускаться и очутился у меня в руках.

К нашему стану мы вернулись, когда уже село солнце и в тайге стало заметно темнеть.

Товарищи ждали нас с удачей: у них была рыба, в лукошках — полным-полно ягод; но, конечно, убитая медведица и живой медвежонок были самой ценной и интересной добычей.

На другой день я вернулся домой, а к вечеру уже ехал с медвежонком в Свердловск.

Там я остановился у директора мясокомбината, старого моего друга. Директор увидел медвежонка и стал упрашивать, чтобы я его подарил ему. У меня не было поручения поймать медведя, попал он ко мне по случаю. Мы назвали его Ерёмкой, и остался он у директора.

Месяцев через семь мне пришлось проезжать через Свердловск, когда я ехал в Москву.

Вспомнился мне Ерёмка, захотел я повидать его и сделал остановку на сутки.

Ерёмка стал большим медведем. Прикованный цепью к толстому столбу, он дико и грозно зарычал, как только я хотел подойти к нему. Да и никого он не признавал на мясокомбинате, кроме старого сторожа Герасима, который кормил его. Герасим смело приближался к страшному зверю, ласково называл его Ерёмкой, трепал по ушам. Ерёмка успокаивался, закрывал глаза и тихонько скулил.

Мне рассказали, что одно время хотели приспособить медведя для ночной охраны комбината. Вдоль ограды протянули толстую проволоку на подвесках, и медведь, привязанный цепью к ошейнику, мог свободно гулять по ночам. Но Герасим часто хворал, а без него никто не мог управиться с этим сильным и злобным зверем.

Года через три Ерёмка исчез.

Поздней осенью, в буран, никто не вышел поглядеть, как ведёт себя зверь.

А когда утром Герасим понёс ему корм, возле столба валялся перетёртый ошейник, и по земле, припорошённой первым снегом, тянулись в сторону леса тяжёлые медвежьи следы…

Медвежонок в беде

Как-то остались у меня на зиму два медвежонка.

Я отгородил им железными прутьями большой загон во дворе, сделал тёплую конуру, поставил лестницу, положил два толстых круглых чурбака.

Один медвежонок был очень спокойный: он больше ел да спал. А другой, игривый и ласковый, каждый день прыгал по лестнице, катался на чурбаках и часто падал.

Когда я выходил к своим питомцам, они уже ждали меня, но встречали по-разному. Один лениво потягивался и шёл ко мне вразвалку: он всё ещё дичился и не любил, когда я его гладил по шерсти — жёсткой и почти чёрной. А другой бежал со всех ног, облизывался, когда видел в руках у меня корм, высовывая розовый язык. Получив конфету, он проглатывал её, не разжёвывая, становился на задние лапы и, смешно наклоняя голову вправо и влево, пристально глядел на мои руки. Я прозвал его Лакомкой.

И вот однажды с Лакомкой случилась беда.

Ночью подморозило. Я вышел во двор утром и хотел задать корм, но меня окликнули с улицы. И пока я разговаривал с товарищем, Лакомка носился вдоль решётки, высовывая нос между прутьями и облизываясь.

И вдруг уселся с раскрытым ртом и жалобно заскулил. Я бросился к нему, глянул, и стало мне и смешно и горько: Лакомка нечаянно лизнул холодный прут решётки, и язык у него примёрз!

Он не знал, что делать. Попробовал крутить головой — больно! Упёрся одной лапой в решётку и хотел откинуть голову назад — больно!

Второй медвежонок увидел, что его товарищ попал в беду, испугался, убежал в конуру и с испугом глядел оттуда на меня.