Рассказы - [27]

Партизаны косились на свои огрубелые, черные, пропахшие порохом руки и стояли в растерянности. И лишь когда Папазьян кивнул головой, они стали рассаживаться, подталкивая друг друга, глухо стукая о деревянную лавку гранатами, рассованными по карманам…

Никто, однако, не притронулся к еде прежде, чем Папазьян не поднес старосте и его жене по стакану самогона.

— Ком цу мир, — сказал он, довольный тем, что может употребить единственно хорошо известную немецкую фразу.

Старостиха рассмеялась:

— Ешьте, господа немцы, продукты не отравлены. То краснии у нас все чисто побрали…

— Ком цу мир, — уже строго повторил Папазьян.

Староста испуганно взял стакан.

— Будьте здоровеньки. — И опрокинул в рот самогон, сморщившись и закусывая огурцом.

Пока пила старостиха, Талалай, жуя, продолжал говорить:

— Жалко, что вы уезжаете.

— Почему жалко?

— Партизан боимось. Тут в селе старосту убили, полицаев перевишали. Кажуть, якись шахтеры появились. Усю ночь не сплю…

Дорого бы дал любой из партизан, чтобы расправиться со старостой-предателем, но… приходилось молчать и делать вид, будто ни слова не понимаешь.

Папазьян и Задорожный с радостью смотрели на стоявшую во дворе нагруженную доверху и покрытую брезентом автомашину. Нужно было торопиться: в любую минуту могли нагрянуть гитлеровцы.

Едва Папазьян вышел от командира с приказом собираться, как прибежал встревоженный связной и доложил, что пост за селом дал предупредительный выстрел. И сразу все пришло в движение.

На улице послышался рокот мотора, и Задорожный увидел в окно машину с гитлеровскими солдатами. Возле дома Талалая из машины вышел человек с портфелем, а машина поехала дальше. Задорожному показалось, будто она остановилась за церковью.

Когда незнакомец с портфелем был уже возле порога, Алексей Задорожный поразился, узнав Ефрема Танцюру. «Крупный зверь, да не ко времени», — подумал командир партизан.

В сенях послышались шаги и раздался властный голос:

— Где староста, почему из на месте?

Хлопнула дверь.

— Я туточки, Ефрем Петрович!

— Кому выдаешь продукты со склада?

Задорожный не расслышал шепота старосты.

И снова прогремел строгий вопрос Танцюры:

— Документы проверил?

В это мгновение послышался вежливо-спокойный, но достаточно решительный голос Папазьяна. Его тон как бы напоминал прибывшему, что нужно вести себя скромнее в присутствии немцев.

— С кем имею честь?

Ответ последовал не сразу, но в голосе предателя уже не было заносчивости.

— Я уполномоченный по снабжению сельхозпродуктами, моя фамилия Кучеренко.

«Ловко врет, мерзавец», — отметил про себя Задорожный и продолжал вслушиваться в разговор за дверью.

— Сейчас доложу о вас господину майору. — Папазьян прошел в комнату к Задорожному и скоро вернулся. — Господин майор Фридрих фон Ленц завтракает.

Марат Папазьян получил короткий и ясный приказ командира: Танцюру ни под каким видом не упускать.

Задорожный глядел в окно на улицу: его волновала мысль, уехала машина с немцами или стоит за церковью. В ту же минуту он увидел грузовик далеко за селом на горе. Значит, немцы подвезли предателя и он здесь без охраны. Тем лучше…

В общей комнате, где был накрыт стол, Танцюра снял с себя длинный селянский тулуп и остался в новеньком с иголочки мундире немецкого офицера с узкими серебряными погонами.

Марат Папазьян уселся на клеенчатом диване, закинул ногу на ногу и достал из кармана золотой портсигар. Он впервые видел Танцюру и понял, что предатель — птица стреляная и с ним надо быть осторожнее.

— Какова цель вашего визита? — спросил Папазьян.

— Фрин гевольт ист гальб гевонен, — ответил Танцюра, устраиваясь поудобнее на диване. Папазьян тотчас сообразил, что немецкая поговорка приведена ни к селу ни к городу и говорит лишь о том, что полицай решил щегольнуть знанием немецкого языка. Смысл поговорки Папазьян перевел для себя примерно так: «Смело начать — наполовину сделать». Если полицай такой «знаток» языка, как и он сам, то стесняться нечего. Папазьян ответил бессвязными немецкими словами, которые помнил еще со школьной скамьи. Зато произнес их самоуверенно и щелкнул зажигалкой, прикуривая.

Чтобы окончательно усыпить бдительность полицая, Папазьян как бы между прочим, небрежно двумя пальцами достал из кармана документ и показал его Танцюре. Небрежностью и непринужденностью он хотел подчеркнуть, что показывает инспектору документ не по долгу службы, а доверительно. Танцюра увидел знакомую, похожую на страшного паука подпись начальника окружного гестапо оберштурмфюрера полковника Моора, придвинулся к Папазьяну и прошептал:

— Должен извиниться… я сказал не совсем правильно. Я не Кучеренко, а инспектор окружной полиции Ефрем Танцюра. Здесь нахожусь инкогнито. Есть задание навести справки о партизанах шахтерского отряда. Они где-то притаились, надо их… — Танцюра напряг руки с растопыренными пальцами и вдруг быстрым движением сцепил их, точно поймал кого-то.

— Их ферштее, — сказал Папазьян, поднимаясь и давая понять, что больше не может продолжать разговор. Будто бы ради любопытства, он спросил: — А вы куда сейчас направляетесь, господин Танцюра?

— Возьму у старосты лошадей и поеду в село Гали-чаны.