Глава первая
БРАТЬЯ БАРАБАНОВЫ
Мы дети тех, кто выступал
На бой с Центральной Радой,
Кто паровоз свой оставлял,
Идя на баррикады.
1
В голодном двадцатом году у братьев Барабановых умерла мать. Не прошло и трех дней, как привезли отца, зарубленного врангелевцами. Похоронили обоих на скорую руку: на могиле матери поставили деревянный крест, а отцу положили в изголовье глыбу шахтерского камня. Пусть знают люди, что лежит здесь рабочий, отдавший жизнь за великое дело Коммуны.
В землянке, что прилепилась к террикону заводской шахты, остались двое ребятишек: старшему, Ване, не было двенадцати; Илюше и того меньше — девять.
Несчастье нагрянуло так неожиданно, что дети оцепенели. Не зная, как жить дальше, они приходили на кладбище, пересаживали цветы на могилы, играли в камушки, все чего-то ждали. Илюша, изнуренный голодом, засыпал. А Ваня сидел молча и думал. Вот как нелепо устроена жизнь: были у них отец и мать, а теперь нету. И хоть кричи, хоть плачь, нет их больше на свете.
Привезли отца, накрытого красным флагом, и даже детям не показали. Правда, Ваня слышал, как соседи шептались, и понял. Врангелевцы захватили отца в плен. «Ты за что воюешь?» — спросили у него. «За Коммуну». — «Зачем она тебе?» — «Не мне, людям», — сказал отец. «А людям зачем?» — «Чтобы не было богатых и бедных». Враги засмеялись: «Ищи себе Коммуну на том свете» — и зарубили его, а живот разрезали и насыпали овса: ешь, коммунист!
Зачем убили отца, если он стоял за бедных? Отец отвозил в Москву уголь, добытый шахтерами. Ленин сказал: «Спасибо за уголек, только привези, если можно, хлебца голодным московским детям». — «Хорошо, привезу». Вернулся отец из Москвы и поехал с шахтерами добывать хлеб. Тут и захватили их врангелевцы…
Надо бы поехать к Ленину и сказать — пусть не ждет отца понапрасну, нет его на свете. А насчет Коммуны пусть Ленин не беспокоится: подрастут они с Илюшкой и начнут воевать за нее.
2
Солнце опустилось за кресты, когда братья возвратились в родную землянку. У двери на гвоздике висела рабочая тужурка отца, возле окна зияла железными ребрами кровать. Ваня постелил тужурку на пол, и они легли. В окошко глядела полная луна. Братья лежали молча, и всю ночь с пожелтевшей карточки на стене смотрела на них мама, одетая в свадебный наряд, с белыми восковыми цветами на голове…
Больше месяца прожили ребята в опустевшей землянке. Потом решили: надо ехать к Ленину.
На станции — столпотворение. Со всех сторон стекались туда беженцы. Черный барон Врангель угрожал Донбассу. Люди, которым удалось бежать из занятых белогвардейцами сел и городов, рассказывали о лютых зверствах врангелевцев. Они мстили рабочим и крестьянам за отобранные имения. Врангель закупил в Англии танки и сказал, что всех передавит — ни детей, ни женщин не пощадит, чтобы знали, как захватывать чужую собственность…
Сухая, раскаленная зноем земля жгла босые ноги, мучила жажда, а кругом лежала пыльная каменистая степь с заброшенными рудниками, давно не дымящими терриконами шахт.
Илюша исколол ноги о камни и не мог идти. Ваня посадил его на закорки и понес.
Так и пришли на станцию. Илюша держался за шею брата, а тот, шатаясь, доплелся до крайних строений, опустил на землю братишку, а сам пошел к людям раздобыть хлебца.
На станции беженцы лежали прямо на земле, под палящим солнцем, все вместе — больные, калеки, малые ребятишки. Каждому хотелось поскорее уехать отсюда, а поезда не ходили. Только воинские эшелоны мчались на юг: Красная Армия спешила дать бой врагу.
Оставшись один, Илюша увидел неподалеку жирного дядьку, который сидел верхом на клетчатом саквояже и ел дыню. Он не спеша отрезал ломтики и брал их в рот с кончика ножа. Хлеб он отщипывал в кармане по кусочку, чтобы никто не видел.
— Дяденька, дай поесть… — попросил Илюша.
Дядька продолжал жевать, не глядя на мальчика.
— Дай хоть кусочек.
— Кенаря на пузе станцуешь? — спросил толстяк.
— Станцую… Только не сейчас.
— Почему?
— Мы отца и мамку похоронили.
— Подумаешь… Вон люди повсюду как мухи дохнут.
— Дай, дяденька…
— Катись краковской! Расплодила вас Советская власть, пусть и кормит.
На станцию с шумом влетел запыленный товарный эшелон: вереница красных вагонов с лошадьми, орудиями, полевыми кухнями на площадках. Затихающая песня доносилась из открытых дверей:
…и, как один, умрем
В борьбе за это!..
На вагонах были наклеены карикатуры на белогвардейцев. Лозунг, написанный на куске красной материи, грозно трепетал на ветру:
«БАРОНЫ И ГЕНЕРАЛЫ ДОЛЖНЫ ПОГИБНУТЬ РАЗ И НАВСЕГДА!»
Завизжали тормоза, медленнее замелькали стальные спицы в колесах, и вагоны остановились. Красноармейцы спрыгивали на ходу, бежали за водой с флягами, котелками, с брезентовыми ведрами, звучали слова команды.
Ваня Барабанов увидел юного кавалериста в красных галифе, хромовых сапожках со шпорами. Невозможно было оторвать взгляда — такая красивая форма была на кавалеристе. На голове кубанка из серой смушки с золотым перекрестьем. А за плечами на узком ремешке серебряная труба. Солнце играло на ее гладкой поверхности, и труба сияла ослепительными бликами.
