Рассказы - [22]

Ответом было молчание.

— Коваленко, ты здесь?

За одной из дверей послышался шорох, точно кто-то пробовал открыть ее.

Партизаны налегли, и дверь распахнулась. Войдя в полутемную комнату, они увидели женщину, которая пыталась подняться с пола.

Березкин склонился над ней:

— Вы кто? Не бойтесь, мы партизаны.

Женщине помогли встать. Двое партизан поддержали ее, а Березкин допытывался:

— Кто еще в тюрьме? Парнишку чернявого, по фамилии Коваленко, не видала?

— Вчера всех увезли… — слабым голосом ответила женщина.

Партизаны обшарили все комнаты и не нашли никого. Заключенную надо было взять с собой, но она не могла идти. Под руку попался кусок брезента, заколеневший от крови, осторожно положили на него измученную женщину, и двое партизан понесли ее.

В селе разгорелся бой. Гулко отдавались в садах автоматные очереди, ухали взрывы гранат. Пылала немецкая комендатура.

Отходили к условленному заранее месту. Потерь не имели. Но на душе у каждого было тяжело — не удалось выручить боевого товарища.

* * *

Командир отряда был озадачен тем, что вместо связного Коваленко, ради освобождения которого он рисковал жизнью десятков людей, партизаны доставили в лагерь раненую женщину. А потом он и вовсе был сбит с толку, узнав, что спасенная скоро должна стать матерью.

— Вы о чем думали? — угрюмо спросил командир у начальника штаба и комиссара. — У нас не женская консультация, и некогда нам детишек нянчить.

— Погоди, командир, не торопись, — сказал комиссар. — Эта женщина пережила такое, что нам всем вместе и не снилось. Ты лучше выслушай ее. Кстати, узнаешь и о том, с кем мы должны свести счеты, о карателе Цейсе.

Феня Мозговая — так звали женщину — не слышала разговора, но понимала, что в отряде хотят от нее избавиться. Со слезами на глазах она просила партизан:

— Не бросайте меня, братики… Я буду стирать на вас, готовить буду… Товарищ командир, я крепкая, все перенесу, только оставьте меня, пожалуйста, примите в отряд…

— Не могу. Это противоречит всем боевым уставам и… здравому смыслу, — ответил командир отряда Щетинин. — Мы вас переправим в другое село и передадим падежным людям.

— Выслушайте меня, прошу вас. Я должна бороться, обязана… — Феня перехватила многозначительный взгляд командира и с силой подтвердила: — Да, да, во имя его… обязана, должна и хочу бороться…

Командир долго оставался непреклонным. Он считал, что не имеет права подвергать опасности молодую женщину, а тем более ту, будущую маленькую жизнь…

Однако, когда он услышал рассказ Фени, жуткую историю расстрела жителей Хлебодаровки, он заколебался.

Феня жила километрах в пятнадцати от районного центра. Домики села Хлебодаровки примыкали к лесу. Туда из-за реки наведывались партизаны. Муж Фени в первые дни войны погиб на фронте. А она с шестилетней дочерью переехала из рабочего поселка в родную Хлебодаровку к матери и жила там в тревоге, ожидая второго ребенка.

Гитлеровцы рыскали в поисках партизан. Уже не один раз они прочесывали лес по всей неоглядной речной пойме, но базу не могли обнаружить. Между тем каждую ночь то здесь, то там находили убитых полицаев, взрывались мосты, летели под откос поезда. Никак не удавалось немцам потушить эту тайную войну. Невозможно было понять, откуда партизаны появляются и куда исчезают. Ведь железные дороги просматривались на десятки километров, подходы к ним строго охранялись, но это не спасало, и снабжение фронта, ушедшего на восток, тормозилось.

К Донцу, в прилегающие к нему районы, была вызвана зондеркоманда СД — особый карательный отряд по борьбе с партизанами.

Фашисты обрушили всю злобу на жителей окрестных сел. Такие операции гитлеровцы выполняли охотно: мирные люди не могли дать отпор, и «оздоровительные» экспедиции проходили успешно.

Карательный отряд нагрянул в Хлебодаровку на рассвете. Был прихвачен весь палаческий инструмент, специально приспособленные «изобретения» — железные крючья для подвешивания за челюсть или ребро, пеньковые удавки, канистры с бензином.

В шесть часов утра, едва пропели во дворах редкие петухи, село было оцеплено со всех сторон. В семь часов началась операция.

Жителей, всех до единого, выгнали из домов на улицу и приказали построиться. Здесь были и дети, и больные, инвалиды. Староста разделил людей по дворам, и началась перекличка.

Гитлеровцы рассчитали правильно: коммунисты и все сочувствующие Советской власти будут отсутствовать. А если так, то их семьи можно объявить партизанскими и уничтожить.

Никто из жителей не знал, для чего ведется перекличка.

Феня стояла с матерью и дочкой Наташей. Девочка дрожала от утренней свежести: мать не успела одеть ее потеплее, и она стояла в легком ситцевом сарафане и парусиновых туфельках на босу ногу.

Перекличку вел старший полицай, житель этого же села Савка Чумак. Он приходился Фене дальним родственником, чуть ли не троюродным братом. Вместе они учились в школе.

Когда-то давно, еще в тридцатые годы, отец Савки был раскулачен. Сам Савка учился плохо, вел разгульную жизнь и успел еще до армии побывать в тюрьме: обокрал с дружками сельпо. В первые дни войны Савку призвали в армию, но во время отступления он дезертировал, отсиделся в погребе, а когда пришли немцы, заявился к ним.