Рассказы - [17]

В середине ее рассказа слышится покашливание. Она не обращает па него внимания.

Повернулась лицом к Несмышленышу и рассказывает ему одному. Опять раздается покашливание, но она не обращает внимания. Рассказывает подробнее, чем обычно, рассказывает, обращаясь к Несмышленышу. И кашель смолкает. Становится совсем тихо — все внимательно слушают. Школьная комиссия отодвинулась куда-то далеко, ее присутствие не имеет теперь никакого значения. Учительница стоит, повернувшись лицом к Несмышленышу, освободившему ее от злых чар.

И видит, что он весь пылает от ее слов.

Рассказ окончен. Но она чувствует, что победила. Одолела все-таки это покашливание. Она задает вопросы самым старшим ученикам. Они отвечают четко и быстро. Она продолжает спрашивать. Они отвечают. Она видит, как председатель комиссии кивает своему помощнику. И ей уже кажется, что в своем страхе она была к ним несправедлива.

Она может работать в школе.

Я могу…

Затаив счастье, она поворачивается к своему спасителю. Теперь и оп может показать свои знания. Теперь ей уже не нужно держать про запас его щебет.

Несмышленыш пылает. Вот и до него дошла очередь.

Она называет его имя. Настоящее имя. И даже оно звучит по-новому.

— А сейчас мы послушаем, что знает…

Вот он, этот миг. Несмышленыш все помнит назубок. Все слова собраны у него в голове, точно горошины в мешке. Но он так взволнован происходящим, что у него перехватило горло. Он пытается думать об уроке, но ребята вокруг жужжат, как оводы в летний день, и Несмышленыш не может выдавить из себя ни звука.

Счастливая учительница быстро оборачивается к классу:

— Ш-ш, давайте послушаем…

Становится совсем тихо. И в этой тишине раздается звук, похожий на шелест горячего ветра. Еле слышный шелест. Это Несмышленыш отвечает свой урок, он не забыл ни словечка — только вот голоса его не слышно.

Кое-кто готов уже хихикнуть, но учительница успевает предотвратить несчастье. Все смотрят на Несмышленыша. Он рассказывает о великих событиях, но слова его — лишь шелест горячего ветра. А ведь он все знает! Он не понимает, что голоса его не слышно, волнуется от счастья и, раздувая щеки, отвечает урок.

Он видит, что учительница кивает головой — верно, верно. Она кивает, и он видит, как она счастлива. А как его слушают! Все это так необыкновенно!

Может, надо говорить еще быстрее? — думает Несмышленыш и начинает торопиться. Но голоса его не слышно. А взгляд прикован к той, кому он готов отдать все, что у него есть.

Сказка

Старый, одряхлевший работник сидел на лесной опушке недалеко от дома. Он сидел на камне, греясь в лучах сентябрьского солнца, и глядел на свои острые колени, торчащие под ветхими штанинами. Ему не хотелось смотреть на них, но отвести взгляд он не мог.

У него было желание сказать:

— Это не мои колени…

Но колени были его. И он смотрел, не дрожат ли они. Только это и занимало его.

Нет.

Пока еще не дрожат.

Но скоро… Может, уже нынче. А может, через год. И тогда кончен мой земной путь. И никуда не денешься.

От этих мыслей солнечный свет показался старику не таким ярким. Словно тень от них затянула пеленой ясный день.

Хватит об этом.

Надоело.

Как будто мне больше не о чем подумать.

Он встал.

Острые колени спрятались в штанинах. Стоя во весь рост, старик, несмотря на годы, выглядел еще крепким. Он сжился тут с каждым камнем и каждой былинкой, всем своим существом ощущал себя частицей того, что его окружало.

Желтые осины, желтые березы, пожелтевшая трава — все казалось светящимся и зыбким. В погожую осень листва сверкает золотом. Перед стариком лежала усадьба, в которой он трудился всю жизнь и которую уже давно выпустил из своих рук.

Все это было моим.

Бывало, скажу: сегодня мы срубим вон ту осину. Из нее выйдет много дров.

И осина падала в тот же день.

Он огляделся и продолжал свою мысль:

А бывало, говорил так: эту часть пустоши надо распахать. Ну-ка, ребята, приналяжем.

И тем же летом у нас появлялась новая пашня.

Старик помрачнел, вспомнив безразличие и небрежность нынешней молодежи, и проворчал:

— Пустошь и по сей день не была бы распахана, не работай я на этой усадьбе.

Он пнул корень, чтобы прибавить весу своим словам. Этого ему делать не следовало: от удара в коленях пробежала дрожь. Мгновенно. Словно коснулась их и пропала. Нет, подумал он. Нет-нет! — снова подумал он.

— Беру свои слова обратно, — поспешно отрекся он от сказанного. — Да я так и не думаю, просто на нас, стариков, трудно угодить.

В это время за спиной старика в расцвеченном осенью лесу появилось четверо детей.

Было воскресенье, и они бродили по лесу в надежде увидеть или услышать что-нибудь интересное. В этот длинный скучный день они обрадовались бы любой неожиданности. Мальчики, их было трое, держали в руках гибкие ореховые палки, которыми сшибали перезревшие грибы и вообще все, что попадалось им на пути. Их звали Онунн, Халвор и Кнут. Девочку звали Сигрид; стараясь отличиться перед ней, мальчики кромсали грибы как можно мельче. Трухлявые грибы терпко пахли, у некоторых края тонких вылинявших шляпок завернулись кверху, образуя чаши, готовые собрать осенний дождь.

— Гляди-ка, — говорили мальчики, делая вид, что не обращают на Сигрид никакого внимания, и били по грибам.