Рассказы - [5]

«Ах, миссис Сэрл, ваша подпись под этой петицией просто необходима… если бы нам, университетским женам, удалось возглавить… я хочу сказать… все мы слишком легко пришли к выводу, что война неизбежна, ведь только такая наша позиция и делает ее неизбежной…» — «Разумеется, — ответила она тогда неожиданно для самой себя издевательским тоном, — кому же и понять это, как не мне? Вы-то не помните прошлую войну, а я помню. Эти сотни бельгийцев, и все без правой руки. О, это было ужасно!» На лице этой нелепой женщины изобразилось такое изумление, что она не удержалась от соблазна еще немножко пофантазировать. «Вы, видно, не бывали в Бельгии, — сказала она. — Там не осталось ни одного мужчины с правой рукой и лишь у очень немногих уцелел правый глаз. Им выжгли правый глаз раскаленным железом в присутствии самого кайзера. Чтобы он, понимаете, мог насладиться этим жестоким зрелищем». Гостья ушла разобиженная. Глупышку такая со своими петициями. А когда война все-таки началась, что за героиню она из себя разыгрывала, хотя никакая опасность ей, конечно, не грозила, как и всем в Оксфорде. Сколько было разговоров об ужасах воздушных налетов, но здесь-то налетов не было. Сама она хотя бы не кривила душой. «Этой ночью в Лондоне тысячи людей были зверски убиты, — сказала она тогда декану, — а мы здесь все целы и невредимы. Это ли не милость божия!» Ее сочли сумасшедшей, да такой она, конечно, и была по их жалким мещанским понятиям. «Настоящим еще раз клянусь, — произнесла она вслух, — что никогда не пойду на компромисс и отныне предаю их проклятию. Да будут бесплодны жены всех преподавателей во всех крупных университетах, и да не будут благословенны незаконные связи аспирантов». И добавила со злобным лукавством: «Да иссякнет поток хереса, столь неразумно импортируемого нынешним правительством, и да прекратятся дружеские вечеринки с хересом». Просто безобразие с их стороны было уделять внимание таким пустякам, как «вечеринки с хересом», тогда как на действительно важные вещи, например на крепкие напитки, ощущался острый дефицит… впрочем, точного смысла этих слов она не сумела бы объяснить.

И вдруг ее второй внутренний голос заговорил раздельно и медленно, стал привычно подсчитывать: две бутылки джина в чемодане на чердаке, две в сарайчике, одна в секретере, а ключ от секретера у нее, и еще одна на дне гардероба, где ее рабочая шкатулка из ракушек. Секретер — это, пожалуй, рискованно, за ним иногда работает Генри, но ключ-то у меня… итого шесть бутылок. Перед ленчем отправлю Генри с этой девицей промочить горло в кабачке, решила она, а позже они уйдут на прогулку. Сперва казалось, что присутствие девицы создаст известные затруднения, Генри явно на это и надеялся, когда приглашал ее погостить, но выход нашелся — вечером пораньше уходить к себе, а их оставлять беседовать в гостиной…

Голос умолк, и миссис Сэрл с удвоенным вниманием занялась цветами. Заросли лупинов были как грубо намалеванный закат — серебристые, оранжевые, лимонные мазки на небесно-голубом фоне, только самые макушки метелок согнулись и повисли, как оплывшие свечи. У шпорника верхушки тоже поломало, и лепестки, голубые и синие, валялись на земле, как розетки после лодочных гонок[1]. Приглядевшись к высоким стеблям коровяка, миссис Сэрл отпрянула: их желтые цветы были сплошь усеяны гусеницами, много гусениц убило дождем, и теперь трупики их быстро подсыхали и чернели на жарком солнце.

— Мисс Эклз, мисс Эклз! — крикнула она. — Вы умеете управляться с гусеницами?

С шезлонга на лужайке поднялась длинноногая молодая женщина и большими шагами двинулась по траве к клумбе. Белые полотняные брюки словно подчеркивали ее неловкую походку и непомерно высокий рост, худое белое лицо прорезала жесткая полоска малиновой губной помады, прямые зеленовато-золотистые волосы спадали на шею.

— Попробую, миссис Сэрл, — сказала она и стала проворно обирать гусениц.

— Но вы замечательно с ними управляетесь, — сказала Миранда Сэрл. — Это, видимо, особый дар, все равно что управляться с детьми. Скажу не стыдясь, лично мне те и другие одинаково противны. А коровяк, по-моему, удивительно красив, вы не находите? Мне он ужасно нравится, но это естественно. Иначе и быть не может, ведь я и сама колючая.

«Будь ты хоть с головы до ног покрыта гусеницами, — подумала Элспет Эклз, — я бы с места не сдвинулась, чтобы их обобрать, только смеялась бы как сумасшедшая». Она всегда считала, что человеческие отношения должны строиться на полной откровенности, и была убеждена, что миссис Сэрл, женщине насквозь эгоистичной и искусственной, не мешало бы время от времени выслушивать правду, однако почему-то не решалась пойти на эксперимент, высказать хозяйке дома, что она думает о ее «колючести»: при всей своей никчемности и эгоизме та, несомненно, внушала некоторый трепет. Можно было, конечно, объяснить это и разницей в возрасте, и тем, что при большом богатстве много чего можно себе позволить, но все же она предпочла переменить тему.

— А как называются вот эти цветы, красно-синие со светлыми листьями? — спросила она.

— Линум, — отвечала миссис Сэрл. — Лен. Ну знаете, в Библии — «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит»… ой, что-то тут, кажется, не так…