Рассказы. Том 5. Одержимость - [40]

Ральф и Лора постоянно встревали со своими скучными вопросами о диссертации. Он, конечно же, отвечал им — говорил, что дело не стопорится, и к лету его работа вполне может оказаться готовой. Ральф, покивав, пустился в воспоминания о своей бытности подрядчиком. Нэнси, наблюдая за Филиппом, отметила, что тому явно не очень-то интересен рассказ отца; скорее, он терпел его из чистой вежливости.

Когда отец выговорился, мистер Эймс снова обратился к ней, спросив, почему она до сих пор не загорела.

— В последнее время я чаще дома сижу, — выдавила улыбку Нэнси.

— Не знаю, что на нее нашло, — встряла Лора. — Она целыми днями читает, бродит по дому неприкаянной душой. А я-то хочу, чтобы она свежим воздухом дышала!

— Мама! — строго сказала Нэнси. Ну сколько можно говорить о ней в таком тоне, будто ей лет десять или даже меньше?

— Я и сам домосед, — встал на ее сторону Филипп. — Мы, серьезные люди, должны держаться друг друга. Как насчет совместной дружеской прогулки — завтра вечером? Хочешь посмотреть на жизнь на другом берегу, Нэнси?

Хочет ли она? Да Нэнси и мечтать об этом не могла. А как у Хэйди Шустер глаза на лоб полезут, когда она увидит ее в компании Филиппа!

— А вы не возражаете? — спросил Филипп Ральфа и Лору.

Те, как выяснилось, не возражали.

— Тогда, юная леди, встретимся завтра около восьми часов.

Получилось!

Конечно, Ральф не преминул подшутить над Нэнси — мол, она-то шансов не упускает. Лора же всячески упрашивала дочь вернуться с прогулки до того, как пробьет одиннадцать.

— Мистер Эймс — конечно же, хороший человек, но…

— Мама, умоляю! — прервала ее Нэнси. — Ты, надеюсь, не собираешься мне про пестики и тычинки рассказывать?

Лору ее слова немного покоробили, но она оставила ее в покое, не мешая сборам.

Непослушные волосы Нэнси все никак не хотели уложиться в задуманную прическу. А все же сколько Филиппу точно лет? Двадцать семь? Двадцать восемь? Вряд ли — за тридцать. Наверное, стоит спросить как-нибудь! Я же непременно выйду к нему еще. У нас с ним целое лето впереди!

Без пятнадцати минут восемь Нэнси уже стояла на крыльце, вся в предвкушении. Когда он показался на тропинке, она отбросила сомнения и зашагала сразу же к нему.

— Добрый вечер, радость моя, — поприветствовал он ее.

Вот это да! Он так и сказал — радость моя! Нэнси возблагодарила закат — тень скрыла от Филиппа ее покрасневшие щеки.

Они встретились на середине тропы. Филипп потупил взор.

— Я… я виноват, — пробормотал он. — Я зашел сказать, что не могу сегодня гулять с вами. Кое-что произошло внезапно…

— О!..

— Надеюсь на ваше понимание.

Почему же Филипп вдруг так резко отступился от своих намерений? Неужто Нэнси что-то не то сделала, оделась как-то не так? Что случилось?

— Мне пора. Как-нибудь в другой раз, радость моя, — пробормотал он.

Нэнси так и осталась стоять с открытым ртом. Он просто от нее сбегает! Как же так! Какая муха его укусила!

Нэнси захотелось что-нибудь сказать, но слова не шли на ум. А вот слезы уже стояли у самых ресниц. А Филипп знай себе удалялся — лунный луч лег на него, прорезав сумерки, и сделал его силуэт на тропе каким-то призрачным, нереальным. И — вот его уже совсем не видно, но там, где он только что был, Нэнси заметила какое-то темное порхание.

Закусив губу, она пошла вперед. Быть может, он все же остался.

Порхающее нечто пискнуло и отпрянуло от нее. Пролетело над самой макушкой, чуть не задев волосы, нырнуло в кроны деревьев и затаилось там.

Всего лишь летучая мышка. Нетопырёк.

Развернувшись, Нэнси, подергивая плечами, зашагала к дому. Поднялась в свою спальню, упала навзничь на кровать и принялась плакать в подушку. Лора правильно оценила ситуацию — не стала приставать с расспросами, сделав вид, что ничего не заметила. И правильно. Случись по-другому, Нэнси просто умерла бы от стыда.

Хотя, если подумать, чего тут стыдиться? Слинял и слинял. Обидно, но жить можно.

Но ночью Нэнси волей-неволей возвращалась мыслями к происшествию — и кое-какие подробности натолкнули ее на странные подозрения. Такие, слегка фантастические.

Филипп позвал ее на прогулку — это раз. Какие-то странные обстоятельства вдруг встали поперек его намерений — это два. Он ничего ей не объяснил — это три. Выглядел его отказ весьма спонтанно — четыре.

Филипп Эймс живет здесь уже год, но днем его ни разу не видели. Пять.

Шесть: она не успела заметить, как он ушел. Миг — и его нет. А потом — летучая мышь. Одинокая летучая мышь над тропой — откуда ей там взяться?

Может быть, кто-то что-то и знает. Например, проныра мистер Прентис. Конечно, спросить у него напрямую не выйдет, слишком уж подозрительно будет. Придется выдумывать обходные.

И Нэнси их выдумала. Следующим утром она пошла в магазин и взяла мистера Прентиса в оборот.

— Мистер Филипп Эймс, — начала Нэнси, — будет обедать у нас на этой неделе, и мама хотела бы знать, что он особенно любит. Ну, может быть, он часто берет здесь кукурузу в банках…

Тогда мистер Прентис и сказал то, что Нэнси ожидала от него услышать:

— Эймс ничего не покупает у меня. Ни разу не видел, чтобы он сюда входил.

Значит, к тому, что Филипп Эймс живет здесь круглый год, но не ходит по улицам днем, добавляется и то, что он не покупает никакой еды — кроме лавки Прентиса, тут больше негде затовариваться. Да, она в открытую соврала про обед — ибо, покопавшись в памяти, поняла, что вообще ни разу не видела, чтобы он что-то ел у них в гостях.