Рассказы. Том 3. Левша Фип. - [14]

— Как насчет того, чтобы остановиться? — спрашиваю я.

Донглепутцер качает головой.

— Я должен это увидеть, — стонет он. Я пожимаю плечами. Крошка Тим бросает новый шар. Рычит гром.

Ну и что толку? Все, что я могу сказать, это то, что десять минут спустя Донглпутцер пытается выбраться из комнаты, когда молния отскакивает от потолка и крыша полицейского спортзала трещит, как яичная скорлупа.

— Помогите! — кричит блондинка.

— Блюб-блюб, — булькает гном, уходя под воду.

— Святые угодники! — орет полицейский.

— Шесть месяцев за хулиганство, — стонет судья Донглпутцер.

Мне повезло, что мы с Тимом оказались в одной камере в ту ночь. К счастью для меня, у гнома хороший аппетит. Иначе он никогда не смог бы проглотить всю грязь, которая там была, не говоря уже о трех фунтах цемента.

Но он справляется. Уже почти шесть утра, когда он наконец находит достаточно большую дыру в дне камеры и вылезает наружу. Он ползет по коридору к кабинету надзирателя и умудряется стащить ключи со стола. Потом отползает назад.

Я открываю камеру, и мы совершаем быстрый и дерзкий побег. Этот побег не кончится, пока мы не сядем в машину и не выедем из города. Прежде чем уйти, я останавливаюсь только для одного — звоню Болтуну Горилле по телефону и вытаскиваю его из постели.

— Насчет этой тысячи баксов, — говорю ему, — я все еще утверждаю, что мой Чудо в маске победил, и ты мне должен.

— Я ничего тебе не должен, Фип! — рычит Болтун, а потом смеется. — Потому что матч прервался из-за дождя.

Я произнес несколько грубых ругательств, но ничего не могу поделать — кроме как убраться из города до того, как начнется жара. Что я и делаю. Мы добираемся до Кэтскилла после полудня. Я сбрасываю крошку Тима с заднего сиденья.

— Ну и что теперь? — спрашивает он меня.

— Помоги мне с консервами, — говорю я ему. — Притащи их сюда, в ваш частный боулинг. Мне нужно что-нибудь поесть в следующие 363 дня.

— Ты остаешься здесь? — спрашивает он.

— Где же еще? В городе для меня жарко, и ты не сможешь вернуться к своим маленьким приятелям до 30 апреля. Мы могли бы жить здесь вместе. Тогда никто из нас не попадет в беду. Мы совсем одни здесь, в боулинге на вершине горы, и я надеюсь, что так и будет.

Так мы и поступили. Про тот год рассказывать особо нечего. Я не создан для отшельнической жизни, будучи парнем из Большого города, но после того, как я научил Крошку Тима, как справиться с несколькими руками в игру пинокль, мы поладили. Кроме того, я держал его для тренировки по боулингу.

Время от времени я уезжал с горы в город, чтобы наверстать упущенное. Я узнаю из спортивного раздела местной газетенки, что Болтун Горилла взял своего Янки Альбиноса на турне по всей стране и уволил. Я просто улыбаюсь, потому что придумываю план. Я улыбаюсь и веду счет дням, и, наконец, приходит время. Однажды утром я хватаю Крошку Тима за бороду, чтобы разбудить его, как обычно. Только на этот раз в другой руке у меня ножницы. И в два щелчка борода исчезает.

— Что это? — орет он. — Сквайр Фип, что вы делаете?

— Я брею тебя, — говорю ему. — Осторожнее. Так что не двигайся.

Он не стоит на месте, но я брею его.

— Что все это значит? — пищит он, щупая подбородок.

— Это значит, что ты теперь Крошка Тим, Мальчик-боулер, — говорю я. — А теперь позволь мне покрасить твои волосы.

Что я и делаю, удерживая его, пока я не закончу, и он превращается в маленького гладко выбритый парнишку с черными волосами.

— Мальчик-боулер? — задыхается он.

— Конечно, — говорю ему. — Не думай, что я провожу с тобой время в этом году, потому что люблю твое общество. Я предпочитаю быть отшельником с кем-то вроде Ланы Тернер. Но я собираюсь получить свои деньги обратно от этого Болтуна, прежде чем ты навсегда вернешься в горы, и поэтому я придумываю этот план.

Сегодня двадцать седьмое апреля. Мы едем в Милуоки и прибываем туда 29-го. Я телеграфирую вперед и договариваюсь о матче между Мальчиком Боулером и Янком Альбиносом, потому что в газетах пишут, что он будет играть там демонстрационную игру. И я делаю еще одну ставку с Гориллой, только на этот раз я получу награду, будет дождь или нет. Потом мы прилетим сюда как раз к тридцатому, и ты сможешь присоединиться к своим приятелям, твоему взводу из Кэтскилл Маунтин, или кто они там.

Крошка Тим слушает это и чешет то место, где должна быть его борода.

— Мне кажется, это звучит разумно, — решает он. — Но, когда я играю, идет дождь.

— Предоставь это мне, — говорю я. — На этот раз я все продумал.

Что я и сделал. Только я не знаю, как ему об этом рассказать. Потому что я говорю ему, что это 27-е, когда я знаю, что это 28-е. Итак, мы прибудем в Милуоки 30-го и проведем матч. Конечно, 30-го — это единственный день в году, когда не будет дождя, если карлик играет. Я знаю, это не такой уж крутой трюк с Крошкой Тимом, но мне нужны деньги, а ведь я целый год вынужден отсиживаться. Я думаю, что следующий год будет для него легче, теперь, когда он знает пинокль. Кроме того, когда я приберусь, я куплю ему не только бушель лучшей грязи, но и какой-нибудь модный милорганит. Итак, мы едем. Тысяча миль между Кэтскиллами и Висконсином — это не так-то просто, но я так счастлив, что могу разобраться во всем сам. В Буффало я телеграфирую Горилле, что нашел нового чемпиона по боулингу и хочу еще один матч с Янком Альбиносом.