И все стали хором повторять:
— Пожалуйста, поедемте!
— Так п быть! — сказал я. — Только там у вас камешки… так вы их выкиньте. Я и так пойду.
Они засмеялись:
— Ведь это для коллекции. Тут кварц, кальцит, диорит. Разве можно? Эй, ребята, к лодке! Берись за весла! Фанфарист, труби веселей!..
Они повели меня к ялику, усадили, навалились на весла — и мы понеслись по спокойному, величественному морю.
Фанфарист долго смотрел на меня, потом усмехнулся:
— Какой вы… беленький!
— Зато вы чересчур черные.
— Это здесь солнце такое. Поживете с нами — я вы почернеете. Споем, ребята!
Мы на солнце загорели.
Будь готов-всегда готов!
Словно негры, почернели.
Будь здоров-всегда здоров!
Я стал подпевать:
Мы здоровья наберем.
Будь готов — всегда готов!
И домой его свезем.
Будь здоров — всегда здоров!
Хорошо поется на воде! Песня растет, ширится, крепнет, точно над лодкой простерся большой, полный ветра парус…
Мы причалили к пристани и очутились в сказочном царстве. Оно было объято сном, будто заколдованное. Тихо стояли диковинные деревья: самшит, туя, держи-дерево, миндаль… На тонкой мачте замер красный флаг. Улегся спать и ветер. Умолкло море.
На пригорке (как и полагается в сказке) возвышались палаты. Они были голубые, со стрельчатыми окнами и резными крылечками. В палатах мертвым сном спали чернокожие жители сказочного государства.
— Кто это вас всех заколдовал? — тихо спросил я.
— Это злой чародей Мертвый Час, — ответила вожатая. — Он приходит к нам каждый день после обеда…
Вдруг заиграли волшебные трубы, и запели птицы, зашумело море, захлопали двери, проснулись чернокожие ребята — пионеры и октябрята. Они широко раскрывали глаза:
— Как долго мы спали, Зина?
— Сто лет! — смеялась вожатая. — Вставайте, сони, бегите на Костровую, на сбор отрядов: я художника привела…
На каменных трибунах Костровой площадки расположилось все славное племя «чернокожих». Они были в белом и от этого казались еще темней. Зина громко и раздельно сказала:
— Давайте думать, чем украсить нашу Костровую площадку! У кого какие идеи?
Невысокий головастый мальчишка поднял руку:
— Я хочу спросить: мечту можно нарисовать?
— Какую мечту?
— У нас есть такая мечта, — объяснил мальчик, — потому что мы часто мечтали в отряде, что вот будто к нам приехал товарищ Сталин и будто он сидит с нами здесь, на трибуне, а мы все на него смотрим. Вот у нашего отряда какая мечта. II можно ли это нарисовать?
По трибунам прокатился одобрительный гул. А когда он смолк, звонко заговорила девочка:
— У меня такая картинка, — она взмахнула вырезанной ил детского журнала страницей: — нарисован товарищ Сталин, он держит маленькую дивчинку Гелю. Товарищ Сталин так приветно улыбается, а Геля така гарнесенька та черненька! Можно ли сделать, как это, только чтоб вместо Гели были мы, наш отряд?
Зина обернулась ко мне:
— Товарищ почетный пленник, как вы считаете?
Я ответил Великому Собранию:
— Ладно, товарищи, попробую нарисовать вашу мечту.
Первым делом я стал рисовать пионеров. Кудрявая украинка, хохотунья Галя, стройный и ловкий кабардинец Барасби, узкоглазый, не умеющий говорить по-русски кореец Пак, молчаливый ненец Юфат, землячок Миша Кулешов, толстощекая шумная Сарра из Биробиджана — все они очутились у меня в альбоме.
А жил я в ящике.
Зина все уговаривала меня перейти в большой дом. в просторную комнату, но мне понравился ящик, В нем недавно привезли из Москвы столичный подарок — концертный рояль!
Ребята смеялись:
— Посадили пленника в ящик!
Но ящик ящику рознь. Этот был громадный, как дом. Я поставил его у самого моря, покрыл голубой краской, навесил дверь, пробил окно, и там стало очень хорошо.
Весь день за тонкой стеной моего «музыкального» ящика шумели волны и пионеры. В окно врывался морской ветер и шуршал бумагой, точно спрашивал:
— Как работается?
А волны то тянулись к окну, подсаживая друг дружку, то стучали галькой в дверь:
— Как работается?
Ночью заглядывали большущие звезды, мерцали изо всех сил и тоже, я уверен, интересовались:
— Как работается?
А когда я заснул, мне приснилась удивительная музыка: недаром же в моем «доме» долго жил важный концертный рояль!
Разбудили меня горны, солнце и звонкий голос:
— Вы не спите?
Это была Галя. Она засунула кудрявую голову в окно и покосилась на стол:
— Как работается?
— Ничего, спасибо!
Я показал ей черновой рисунок будущей картины. Галя сразу же отыскала себя среди массы нарисованных пионеров и засмеялась:
— Это я? Ой, смех! Только почему ж вы меня так далеко? А не можно сделать меня у середочке, чтобы товарищ Сталин держал меня за руку? Как Гелю?
— Отчего нельзя, — сказал я, — можно!
Она убежала счастливая. А я взялся за карандаш. Работалось легко, потому что всё — и радостный утренний свет, и особенная свежесть, и соленый ветер, и синий морской простор, — всё это было со мной заодно…
Вдруг чья-то тень упала на рисунок — это маленький кореец Пак. завернул ко мне, в мой фанерный «дом».
— Здравствуй, пожалуйста! — сказал он и пошмыгал носом.
— Здравствуй! Что скажешь, Пак?
— Ничего… моя так… — он посмотрел на меня косыми лукавыми глазами. — Моя пришел спросить: можно моя сделать близко от Сталина? Пожалуйста! Моя будет говорить большой спасибо!
