Рассказы советских писателей - [219]

Шрифт
Интервал

Был той в честь возвратившихся. Мы сидели рядом. Ты посмотрел на лацкан моего пиджака и покачал головой. Нет, ты ничего не сказал, просто прикусил губу. Я спросил, какое ты слово сейчас проглотил — я не любил и не люблю всяких недосказанностей. Не любил их и ты.

— Эх, не на ту грудь попал орден… — услышал я в ответ.

Такие слова нельзя считать случайной оговоркой. Это было оскорбление и для тех, кто вручал мне награду. Это было преступление… И ты опять ушел и больше не вернулся. Прости, брат… У каждого человека — своя дорога, и никто другой не может за него пройти эту дорогу от начала и до конца.

4

Аманша сел на ковре, согнул вдвое бархатную подушку, пристроил — вроде подлокотника. В открытую дверь ему была видна Гульсун, сидевшая за столом. Перед ней лежала открытая книга, и Гульсун казалась спокойной — такой спокойной, словно бы ничего и не случилось.

Ее безразличие не понравилось отцу, и он окликнул:

— В этом доме что — уже нет людей?

Она ответила:

— Если не считать тебя и меня. Мама еще не вернулась.

— Она не сказала, когда придет?

— Нет, не сказала.

Все его бросили, даже Нурджемал!.. С чувством горькой обиды Аманша ушел в дальнюю комнату и прикрыл за собой дверь.

До Гульсун донесся протяжный скрип кровати — отец улегся. Она вышла на веранду и устроилась на широкой лежанке.

Весна в этом году где-то по дороге задержалась, и на яблоне — рядом с верандой — только-только лопнули почки. Возле лампы, горевшей над дверью, роились бабочки. Должно быть, они так же роятся и возле фонаря, что горит над воротами.

Гульсун прислушалась к тишине. Она представила отца — как он лежит на кровати, наедине со своими черными мыслями. Сердце у нее сжалось. Отец… Но разве жизнь кончается от того, что он больше не будет хозяином входить в председательский кабинет? Или он думал, что этот пост — навечно?

Это ей, Гульсун, когда она была маленькой, простительно было думать, что учитель — всю жизнь проводит в классе у доски; врач — никогда не снимает белого халата; а кладовщик — никогда не расстанется с ключами от склада. Так же тогда считал и Шихим.

Шихим был всегда, сколько она себя помнила. Именно потому, что многое их связывает с самого детства, им с Шихимом так хорошо вместе. А тут приезжаешь домой и от родного отца слышишь: «Мне давно надо было выставить таких склочников…»

Вот так, сказала себе Гульсун. При всей нашей любви и полном доверии друг к другу, есть у нас некоторые запретные для разговора темы. Мой отец — одна из этих тем. А что бы сказал Шихим, если бы услышал сегодняшние слова отца?

Но он не слышал. По времени он сейчас — в редакции, подписывает последнюю полосу газеты, которая должна выйти завтра, в воскресенье. Впрочем, уже подписал, должно быть, и теперь дома. В холодильнике для него оставлены пельмени. Есть и бутылка водки. Я же очень хитрая, я все предусмотрела так, чтобы ему не захотелось уйти куда-нибудь вечером. Я потому и ребят оставила на него, хоть они и просились со мной. Сегодня — суббота, и потому телевизор им разрешено смотреть после десяти. Значит, Шихиму придется накормить их и укладывать спать.

Кажется, зря я не послушалась Шихима. Он ведь говорил: «Чего ты поедешь?» Может быть, Шихим знал, но не сказал мне. Если бы я могла хоть приободрить отца. Но тут наоборот, каждое мое слово раздражает его. А мама куда-то ушла. Мама не может тихо и молчаливо смириться с бедой. Она должна действовать… А пока она действует, я торчу на веранде одна. Честно говоря, я могла бы и поесть. Ведь ели мы в полдень.

Да, в полдень все было иначе. И отец, и мама — это совершенно другие были люди. Мама источала улыбки товарищу Силапову. Отец, самодовольно щурясь, открыл бутылку дорогого коньяка и поднял тост за процветание нашего района.

Я давно не видала отца в таком отличном настроении. Неужели он ничего не предвидел? В присутствии Силапова отец даже несколько раз обращался ко мне по имени. А ведь он и смотреть не хотел в мою сторону, хоть и столько лет прошло, и мы с Шихимом подарили ему внучку и внука. Я была приятно удивлена и подумывала, как бы устроить так, чтобы примирить их. Все же это не просто — постоянно чувствовать разлад между домом, в котором я родилась и выросла, и моим Шихимом. Думаю, если бы собрание кончилось, как всегда, я бы уломала отца. С помощью мамы, конечно. Если бы мы с мамой действовали заодно, — куда бы он девался?

Ведь было уже… Мы учились тогда в десятом классе, и отец однажды предупредил:

— Если я хоть раз увижу тебя с этим Шихимом, как стоите вы вдвоем на улице, я тебе перережу горло своими руками!

Я сделала вид, что очень напугалась. Но на следующий вечер привела Шихима не куда-нибудь, а к этой веранде. И привела в то как раз время, когда отец должен был вернуться. Ну, я не ошиблась, когда думала, что Шихим — мужественный парень… Он, правда, побледнел, но остался стоять на месте и смотрел в лицо моему отцу. Отец вошел в ворота, увидел нас и хлестнул камчой по голенищу сапога. Я уже жалела, что затеяла все это представление. Дочери все же бывает не по себе, если отец застает ее с парнем, которого почему-то ненавидит.


Еще от автора Андрей Георгиевич Битов
Аптекарский остров

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа.


Пушкинский Дом

Роман «Пушкинский дом» критики называют «эпохальной книгой», классикой русской литературы XX века. Законченный в 1971-м, он впервые увидел свет лишь в 1978-м — да и то не на родине писателя, а в США.А к российскому читателю впервые пришел только в 1989 году. И сразу стал культовой книгой целого поколения.


Преподаватель симметрии

Новый роман Андрея Битова состоит из нескольких глав, каждая из которых может быть прочитана как отдельное произведение. Эти тексты написал неизвестный иностранный автор Э. Тайрд-Боффин о еще менее известном авторе Урбино Ваноски, а Битов, воспроизводя по памяти давно потерянную книгу, просто «перевел ее как переводную картинку».Сам Битов считает: «Читатель волен отдать предпочтение тому или иному рассказу, но если он осилит все подряд и расслышит эхо, распространяющееся от предыдущему к следующему и от каждого к каждому, то он обнаружит и источник его, то есть прочтет и сам роман, а не набор историй».


Оглашенные

Роман-странствие «Оглашенные» писался двадцать лет (начатый в начале 70-х и законченный в 90-х). По признанию автора, «в этой книге ничего не придумано, кроме автора». Это пазл, сложенный из всех жанров, испробованных автором в трех предыдущих измерениях.Автор знакомит читателя с главными солдатами Империи: биологом-этологом Доктором Д., предлагающем взглянуть на венец природы глазами других живых существ («Птицы, или Новые сведения о человеке»), и художником-реставратором Павлом Петровичем, ищущем свою точку на картине Творца («Человек в пейзаже»)


Нулевой том

В «Нулевой том» вошли ранние, первые произведения Андрея Битова: повести «Одна страна» и «Путешествие к другу детства», рассказы (от коротких, времен Литературного объединения Ленинградского горного института, что посещал автор, до первого самостоятельного сборника), первый роман «Он – это я» и первые стихи.


Путешествие из России

«Империя в четырех измерениях» – это книга об «Империи», которой больше нет ни на одной карте. Андрей Битов путешествовал по провинциям СССР в поиске новых пространств и культур: Армения, Грузия, Башкирия, Узбекистан… Повести «Колесо», «Наш человек в Хиве, или Обоснованная ревность» и циклы «Уроки Армении», «Выбор натуры. Грузинской альбом» – это история народов, история веры и войн, это и современные автору события, ставшие теперь историей Империи.«Я вглядывался в кривую финскую березку, вмерзшую в болото родного Токсова, чтобы вызвать в себе опьянение весенним грузинским городком Сигнахи; и топтал альпийские луга, чтобы утолить тоску по тому же болоту в Токсове».


Рекомендуем почитать
Сочинения в 2 т. Том 2

Во второй том вошли рассказы и повести о скромных и мужественных людях, неразрывно связавших свою жизнь с морем.


Огонёк в чужом окне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 3. Произведения 1927-1936

В третий том вошли произведения, написанные в 1927–1936 гг.: «Живая вода», «Старый полоз», «Верховод», «Гриф и Граф», «Мелкий собственник», «Сливы, вишни, черешни» и др.Художник П. Пинкисевич.http://ruslit.traumlibrary.net.


Большие пожары

Поэт Константин Ваншенкин хорошо знаком читателю. Как прозаик Ваншенкин еще мало известен. «Большие пожары» — его первое крупное прозаическое произведение. В этой книге, как всегда, автор пишет о том, что ему близко и дорого, о тех, с кем он шагал в солдатской шинели по поенным дорогам. Герои книги — бывшие парашютисты-десантники, работающие в тайге на тушении лесных пожаров. И хотя люди эти очень разные и у каждого из них своя судьба, свои воспоминания, свои мечты, свой духовный мир, их объединяет чувство ответственности перед будущим, чувство гражданского и товарищеского долга.


Том 5. Смерти нет!

Перед вами — первое собрание сочинений Андрея Платонова, в которое включены все известные на сегодняшний день произведения классика русской литературы XX века.В эту книгу вошла проза военных лет, в том числе рассказы «Афродита», «Возвращение», «Взыскание погибших», «Оборона Семидворья», «Одухотворенные люди».К сожалению, в файле отсутствует часть произведений.http://ruslit.traumlibrary.net.


Под крылом земля

Лев Аркадьевич Экономов родился в 1925 году. Рос и учился в Ярославле.В 1942 году ушел добровольцем в Советскую Армию, участвовал в Отечественной войне.Был сначала авиационным механиком в штурмовом полку, потом воздушным стрелком.В 1952 году окончил литературный факультет Ярославского педагогического института.После демобилизации в 1950 году начал работать в областных газетах «Северный рабочий», «Юность», а потом в Москве в газете «Советский спорт».Писал очерки, корреспонденции, рассказы. В газете «Советская авиация» была опубликована повесть Л.


Святые горы

В книгу Ю. Щеглова вошли произведения, различные по тематике. Повесть «Пани Юлишка» о первых днях войны, о простой женщине, протестующей против фашизма, дающей отпор оккупантам. О гражданском становлении личности, о юношеской любви повесть «Поездка в степь», герой которой впервые сталкивается с неизвестным ему ранее кругом проблем. Пушкинской теме посвящены исторические повествования «Небесная душа» и «Святые Горы», в которых выведен широкий круг персонажей, имеющих непосредственное отношение к событиям последних дней жизни поэта.