Рассказы - [8]
— Рассредоточиться, что ли? — спросил наконец один. — А нас никто не может прикрыть огнем? Есть хоть какой-то простор для маневра?
— Безнадега, — сказал мне Лео, когда они все замолчали.
— А может, это только одно такое место? — задумался вслух ротный. — Проскочить его, и дальше все будет более-менее?
— Как ты там? — спросил Лео. Он лежал близко-близко, чуть не уткнулся в меня носом.
— Эй, вы там наблюдаете или как? — окликнул ротный.
Мы оба посмотрели вверх, на склон ущелья. Даже в дождь под деревьями сгущался туман. Ни одного японца мы до сих пор в глаза не видали.
— Они нам не разрешат назад спуститься, правда? — спросил я у Лео. Я замерз, как никогда в жизни: едва прекратилась стрельба, меня стало трясти. И хотелось бы не плакать, но слезы текли сами.
— Рассуди так, — отозвался Лео, — о Линде будет кому позаботиться.
— Проклятые джунгли!
— Угу…
В третий или в четвертый раз, когда мы все собирались покататься на машине брата Линды, я пришел к ним домой, но их мама сказала, что Линда еще не готова: «Располагайся, подожди в гостиной, а хочешь — на заднем дворе, с Гленном». Так звали Линдиного старшего брата. Гленн. Оказалось, что Гленн в сарае.
— Как жизнь? — спросил я.
— «Покажись»? Слепой, что ли? Меня не видишь?
Со мной такое приключалось везде, куда бы я ни приходил. «Каша во рту», — говорил папа маме за ужином, когда я что-нибудь спрашивал. Иногда мама отвечала: «Я его прекрасно поняла», но тогда папа сердился уже на нее, до самой ночи.
— Руками не трожь, — продолжал Гленн.
Я недоумевал, что он имеет в виду. В сарае действительно было темновато.
— Ты что, на охоту ходил? — изумился я, когда глаза привыкли к полумраку.
— Это кошачьи, — объяснил он. — Вот сушу кошачьи шкуры.
— Твой брат сушит кошачьи шкуры, — сказал я Линде, когда мы поехали кататься.
— И что ты хочешь этим сказать? — воскликнула она. А я велел себе: никогда больше не заговаривай о вещах, из-за которых она от тебя отшатывается.
— А твой брат, думаешь, во всем нормальный? — добавила Линда.
И сказала, что я могу сесть впереди, рядом с Гленном. Когда мы чуть-чуть отъехали от ее дома, она спросила, чем сейчас занят мой брат. И прежде чем я успел ответить, предложила:
— Давай его тоже возьмем.
— Да, возьмем и братца, — подхватил Гленн.
Когда мы подъехали к нашему дому, мой брат уже сидел на крыльце.
— Ого, какой сюрприз, — сказал он и устроился сзади, рядом с Линдой.
— Эй, друг, гляди прямо перед собой, — буркнул Гленн, когда я обернулся на них посмотреть. Так повторялось всю дорогу до карьера: едва я пытался оглянуться, он резко крутил руль, и нас всех швыряло по салону. Линда сказала: «Перестань», а он сказал: «Это не я, это он», и тогда она велела мне сидеть смирно.
— Я хочу смотреть на тебя, — сказал я.
— Как мило, — вставил мой брат.
— Да, мило, — прошипела Линда.
Когда мы подъехали к карьеру, она сказала, что ей надо по-маленькому.
— Давай провожу, — сказал мой брат. — Темнотища.
Линда отказалась:
— Нет, спасибо. Я уж как-нибудь сама.
Она долго не возвращалась. Сидя в машине вместе с моим братом, я воображал, как она бродит в темноте, ощупью разыскивает безопасное место.
Гленн положил руку на спинку сиденья. Его пальцы касались моего плеча. Мой брат насвистывал: две ноты, одни и те же, высокая — низкая, высокая — низкая.
— Тыщу долларов отдал бы, чтоб сейчас сделаться маленьким цветочком, — сказал Гленн.
— И я бы тоже, — подхватил мой брат.
— Пойду-ка ее поищу, — сказал я.
Оба фыркнули.
— Эту местность она знает лучше, чем мы, — заявил Гленн.
— По крайней мере, не хуже, — подхватил мой брат.
Я прикинул, что лучше сказать, мысленно отрепетировал несколько фраз. И только после этого заговорил:
— Значит, вы тут уже бывали.
Повисла пауза — казалось, они решают, кому отвечать.
— Мы тут уже бывали, — подтвердил мой брат.
Наконец из темноты вынырнула Линда. Глаза у нее были мокрые. Она распахнула дверцу, забралась в машину.
— У тебя все в порядке? — спросил я.
— Естественно, — ответила она.
— Мне, наверное, лучше сесть рядом с тобой? — спросил я.
— Естественно. Кыш, — сказала она моему брату.
— Естественно, — повторил за ней мой брат.
И Гленн тоже:
— Естественно.
На свету, когда дверца вновь распахнулась, я увидел: Линда раздраженно скривилась.
— Давай-ка оставим голубков наедине, — сказал мой брат Гленну.
— Естественно, — откликнулся Гленн.
— Но вначале я должен кое-что тебе показать, — сказал мой брат, обращаясь ко мне.
— Сейчас? — спросил я. Я уже почти перелез на заднее сиденье.
— Не ходи, — сказала Линда. Она прижалась спиной к дверце и что-то мне показывала на пальцах.
— Да ладно, командор, дело минутное, — сказал мой брат. — Мне надо кой-чего у тебя спросить.
— Так не полагается, — сказал я.
— Да ладно, вернешься, и все будет в ажуре. Пять минут. И мы откланяемся, оставим вас наедине.
Линда опустила руку, уставилась в заднее окошко машины.
— На пять минут, — повторил мой брат.
Я вылез наружу. Он повел меня по тропе. Когда мы обходили кучу валунов, я оглянулся через плечо и увидел: Гленн распахивает дверцу с левой стороны.
Это заняло не пять минут. Скорее двадцать. Брат хотел спросить, не кажется ли мне, что отец в последнее время совсем опустился. Не кажется ли мне, что он стал пить больше.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скупой на ласку отец, вечно занятая работой мать, больной брат – восьмилетний Аарон предоставлен самому себе, как и все его сверстники из бедного района Варшавы. Только один человек на этих улицах заботится о детях – Януш Корчак, Старый Доктор из сиротского приюта. Когда с приходом нацистов евреи окажутся в смертельной ловушке гетто, Аарон будет изо всех сил, до последнего бороться за жизнь своей семьи и за жизнь доктора, отдавшего свое сердце детям…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новая книга Андрея Шарого написана им в соавторстве со старшей сестрой, московским филологом Ольгой Подколзиной. У такого соавторства есть причина: детьми они переехали в Москву с Дальнего Востока, а много лет спустя — в изменившейся общественно-политической реальности — побывали в разных европейских городах. Пытаясь точнее определить место родной страны на культурологической карте Европы, авторы проводят интересные, хоть и неожиданные порой параллели между Москвой и другими мегаполисами Старого Света — Римом и Киевом, Берлином и Прагой, Парижем и Будапештом…
Миллиарды детей и взрослых на всех пяти континентах помнят сказки про Золушку, Кота в сапогах, Спящую красавицу. Преодолевая века, расстояния, политические и языковые границы, они давно стали такой же неотъемлемой частью общечеловеческой культуры, как поэмы Гомера и Данте, драмы Шекспира или проза Достоевского. Однако мало кому известно, что эти и многие другие сказки, прочно связанные с именами Шарля Перро и братьев Гримм, являются переложениями из книги «Lo cunto de li cunti» («Сказка сказок»), вышедшей пятью томами в 1634–1636 годах в Неаполе.