Рассказы - [36]
Повеяло холодом, но было по-прежнему темно. Ни желтого, ни белого еще не отделилось от мрака.
— А что за поле, какое оно? Ну-ка, опишем-ка!
— Зима, — сказал Андрей Петрович, — в снегу все. Ни следочка нет, даже заячьего… Припорошило… А деревце далеко стоит… Километр, может…
Белый ударил в глаза, залил белки — до самого мозга, как если бы у меня была белая кровь.
— Не могу, — прошептал он, — страшно. Белое все. В голову ударило.
Это было хорошо: значит, мы были вместе. Значит, чувствовал его я хорошо.
— А ну-ка, не бояться! — повелел Охтовский. — Поле, зима! Красота. А что за местность? Какая страна?
— На поле не написано. Как тут поймешь…
— Думайте, думайте, где вам спокойнее было бы…
— Так в Норвегии это, — ответил моментально пациент, — чую, в Норвегии.
— Ага… Теперь дальше. Вы-то где? Прямо-таки посреди поля стоите? Холодно вам?
— Нет вроде, — Андрей Петрович поворочался в кресле, — не холодно… В сторожке я… Убрано все, дубом пахнет… Иней на окне.
— Красота! — сказал профессор. — Хорошо, покойно. И что же, прямо-таки у окошка и стоите?
— Нет… Не стою, лежу… На кровати широкой… На шкуре медвежьей.
Запахло уютной домашней пылью, дубом, прогретой зимней свежестью. Правый бок лизнуло горячим.
— Печь имеется, — сказал Андрей Петрович. — Покойно мне тут… Страху нет…
Показалось, что Лика коснулась меня снова, провела по щекам, по шее. Но это Андрей Петрович вскрикнул:
— Трогает меня!
— Кто вас трогает, голубчик? — спросил Охтовский.
— Баба… Руки у нее горячие… Пальцы длинные… Волосы ерошит, губы теребит… С ума сводит.
— Это прекрасно! Вот и нежность. Завидую вам… А что за баба, как выглядит?
Наступило молчание. Мне было трудно балансировать между белым и черным.
— Не вижу… Повернуться боюсь.
— А ну-ка, не бояться! Давайте посмотрим на нее!
Белое куда-то ушло, свернулось как клочок бумаги.
— Черная баба… Афронегритянка!
— Восторг! Понимаю вас, как мужчина, это прекрасно… Молодая, стройная?
— Очень!
— Итак, вы в Норвегии, зимой, в деревянном домике, на кровати с медвежьей шкурой, рядом негритянка… Прекрасная мечта! А чем занимаетесь? Ну-ка, не стесняться!
Грустный, немолодой Андрей Петрович выдохнул:
— Интим у нас…
Запах дуба, как терпкого коньяка, медленно заполз в ноздри, я почувствовал прикосновения черной девушки. Она гладила мне лоб. Касалась пальцами губ. Губами — пальцев.
— Хорошо вам? — спросил Охтовский, как будто у нас обоих. Я еле сдержался, чтобы не ответить.
— Да-а! — протянул Андрей Петрович.
Черная девушка нависла, заслонила белое поле и деревце в окне.
— Вот мы и сформировали вашу мечту, ваше представление об идеальном. Тут и любовь, и нежность, и восторг, и красота. Вот где вы находитесь на самом деле каждую секунду существования, но… Это не делает вас счастливым!
— Нет!
— Мечта тяжела, она давит. Я помогу вам избавиться от этого груза… Итак, что мы имеем: поле, зима, деревце, Норвегия, сторожка, кровать со шкурой и голая негритянка. Приступим!
Я услышал, как Лика взяла пациента под руки и повела в Камеру Замещения. Полиэтиленовые бахилы зашуршали по полу. Вдруг шуршание прекратилось, Андрей Петрович сказал:
— Не голая.
Каблуки зацокали. Охтовский подошел.
— Как так, не голая? А ну-ка, начистоту! Сами же сказали: в постели, интим!
— Одета она… частично…
Я пока ничего не видел. Может быть, раствор плохо усвоился.
— И как же одета? Чулки? Белье кружевное? Понимаю вас, как мужчина.
Мне было, конечно, не очень приятно, что Лика вынуждена все это слушать.
— Нет, — сказал Андрей Петрович, — белья нет. Там у ней как раз все голое… Свитер вижу…
— Хм… Вот неожиданность… Ну, хорошо… Описать можете?
Я уже сам мог описать. Черное тело отстранилось, попало в свет. Белый, крупной ручной вязки свитер плотно облегал грудь, едва доставал до бедер. Прямо на груди стройно, один за другим, как заячьи следы на снегу, выстроились…
— Олени! — сказал пациент.
— Вот как, — Охтовский не придал этому большого значения, мелочи были неважны, главное было не терять время, пока длится состояние № 2, — ну хорошо, пусть с оленями.
Лика закрыла за пациентом дверь Камеры. Мы остались с ним одни, разделенные стеклянной перегородкой.
Всем сердцем я хотел сейчас сидеть неподалеку, за яблоневым садом, на горячих камнях. Держать Лику за кончики пальцев, не решаясь трогать выше, даже верхнюю часть ладони. Смотреть на дальний, растворенный в мареве микрорайон, не отличая верхушки домов от застывших облаков. Конечно, плохо так говорить: получалось, что мне интересно с Ликой только в этой приятной обстановке, что дело не в ней непосредственно, будто она только часть красоты и восторга.
Так или иначе, я прогнал мысли о личном и сосредоточился на процессе Замещения.
«Зима… Норвегия… Деревце…»
— Сейчас мы будем медленно, потихоньку избавлять вас от навязчивых образов, — протяжно сказал профессор… Падайте!
Я и Андрей Петрович провалились глубоко, в пространство без воздуха и света. Я успел, пока не наступила кромешная темнота, повторить: «Шкура… негритянка… дуб…»
Очнулся от нежного прикосновения к губам. Глаза открывать не хотелось, так было хорошо. Широкая ладонь с тонкими пальцами легла на лоб.
Открыл глаза. Свет падал на потолок сквозь стекло мягко, не оставляя креста. Снега еще не было видно, но он уже был здесь, в комнате. Я поднялся на локтях. Вдалеке, может быть, в километре, стояло деревце. Черная девушка опрокинула меня на спину и поцеловала. Мои руки вцепились в медвежью шкуру, старую, пахнущую всем домом, каждым предметом в нем. Я обнял девушку, заскользил ладонями по границе ее кожи и белого свитера. Караван оленей заслонил свет, жар ее груди согрел через тонкую шерсть.
«Молодость» – блестящий дебют в литературе талантливого кинорежиссера и одного из самых востребованных клипмейкеров современной музыкальной индустрии Михаила Сегала. Кинематографическая «оптика» автора превращает созданный им текст в мультимир, поражающий своей визуальностью. Яркие образы, лаконичный и одновременно изысканный язык, нетривиальная история в основе каждого произведения – все это делает «Молодость» настоящим подарком для тонких ценителей современной прозы. Устраивайтесь поудобнее. Сеанс начинается прямо сейчас.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В книгу вошла малая проза М. Сегала, воплотившаяся в его фильме «Рассказы» и дополненная новыми сочинениями. В этом сборнике нет ни одного банального сюжета, каждый рассказ – откровение, способное изменить наше представление о жизни.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?