Рассказы - [38]

Но старики радостно бросились ей навстречу, лица их сияли — так они довольны были собой и сюрпризом, который приготовили для дочери.

— Ты, верно, и не узнала сразу участка, Присси? — с нетерпением спросил отец.

— Нет, не узнала. — Мисс Присцилла с трудом сдерживала слезы.

— Отец так старался, — пояснила мать. — Он нанимался к соседям корчевать участки, чтобы заработать на корову. Теперь их у нас две, и отец арендовал участочек у ручья под выгон.

— Но мне так хотелось, чтобы вы отдохнули! — в отчаянии воскликнула мисс Присцилла. — Я не хотела, чтобы вы снова работали.

— Мы не знали, куда себя девать, — ответила мать. — Как-то странно ничего не сажать и жить без кур и коровы.

— Может, вы и правы, — грустно согласилась мисс Присцилла. Она не в силах была скрыть своего огорчения.

— Присси, неужели ты недовольна? — спросила мать.

— Нет, конечно, довольна, — великодушно ответила Присси. — Здесь так чудесно…

Но вечером она пришла к нам и разрыдалась.

— Всю жизнь они трудились, бедняги, — с горечью сказала она, — и на старости лет им не так-то легко понять, как это можно жить, ничего не делая.

Отец и мать так и не догадались, почему мисс Присцилла сняла дощечку с надписью «Йоримба», которую повесила когда-то у калитки.

БЕЛЫЙ ИНДЮК

Люди в поселке Черная Гора говорили, что Броз Бауэн никого на свете так не любит, как своих белых индюков.

У него была их пара — индюк и индюшка. Хихикая от удовольствия, Броз следил за ними, когда они важно расхаживали по самому солнцепеку; индюк распускал большим веером хвост, распушал серебристые перья, покачивал пурпурно-красной бородкой и надменно кулдыкал, а его подруга, изящная и грациозная, скромно следовала позади.

Рабочие с каменоломни на Черной Горе, стараясь втереться в доверие к старшему мастеру, обычно останавливались, чтобы полюбоваться на птиц, и приговаривали: «Какая прекрасная пара!» Но в душе они ненавидели этих индюков. Ненавидела их и Лиззи, жена Броза, и его детишки. Все они смертельно боялись этого человека, который только и занимался тем, что с утра до вечера ругал и запугивал всех окружающих. Добрым Броз был только со своими индюками.

Броз был огромный, широкоплечий детина шести футов ростом, с дряблым лицом, сломанной переносицей и рыжими, зачесанными назад волосами. В свое время он даже считался красивым парнем и был чемпионом по боксу. Он никому не позволял забывать об этом и в качестве старшего мастера, хозяина и местного начальства заставлял людей до седьмого пота работать в каменоломне, да все понукал их, словно это они были виноваты в поражении, которым закончилась его карьера боксера.

Работали в каменоломне итальянцы. Они ненавидели этого Броза как они его называли; самый вид его безобразного приплющенного лица и звук его грозного голоса вызывали в них отвращение. Но больше всех ненавидел его Тони. Тони был на вид слабее своих товарищей и прихрамывал.

Ногу Тони повредил при обвале, когда после взрыва он выдалбливал горную породу из среза скалы. Старший мастер ослабил канат, на конце которого качался Тони, и Тони заскользил вниз. Броз не мог простить Тони, что тот всегда напоминал ему об этом случае. Молодой итальянец сделался мишенью его злых насмешек и грубых оскорблений.

Тони слушал все эти ругательства, и его худое, обветренное лицо слегка бледнело. Он родился на севере Италии и отличался большим умом и хитростью, чем его коренастые, смуглокожие соплеменники.

Работу в то время получить было нелегко, и Тони не мог позволить себе уйти с каменоломни. Приходилось мириться с плохими условиями, чтобы не оказаться без куска хлеба. Ходил слух, что каменоломню вообще скоро прикроют. Двоих рабочих уже уволили, и остальные должны были отрабатывать двойную норму. Но Броз не делал попыток уволить Тони.

— Когда я отсюда уйду, этот Броз тоже уйдет, — заявлял Тони своим товарищам.

Они знали, что у Тони есть кое-какой материал против мастера и тому невыгодно, чтобы его обнародовали.

Подводить бикфордов шнур и производить взрыв было обязанностью Тони, но время от времени Броз брался за это сам. И как-то раз он чуть не лишился нескольких пальцев. Слоняясь без дела около склада каменоломни, Тони заметил, как Броз присоединяет шнур к взрывчатке. Он закричал мастеру, предупреждая его, что шнур уже горит.

Броз вовремя отдернул пальцы, но когда он после этого предстал перед Тони, выражение лица его не смягчилось и благодарности от него Тони не услышал. Более того, Броз стал осыпать его бранью, и Тони понял, что сделал ошибку: Броз хотел, чтобы ему оторвало пальцы.

— Он надеялся получить компенсацию, — сказал Тони своим товарищам. — Подумаешь, потерял бы несколько пальцев, зато получил бы денежки и спокойно доживал бы свой век.

Причина, кроме того, была в Лиззи. Друзья Тони были уверены, что он из-за Лиззи не хочет уходить с каменоломни. Они часто слышали по ночам ее громкие крики, хотя жили за полмили от дома Броза в старой хижине около лесной дороги.

Всем было хорошо известно, что Броз, напившись, колотит жену и детей. Жили они в бывшем фермерском доме, расположенном рядом с воротами каменоломни. Позади дома находился птичник и фруктовый сад с кривыми, сучковатыми деревьями. Возле дороги, которая, извиваясь, вела от леса к каменоломне, стоял полуразвалившийся сарай, где Лиззи доила корову.