Рассказы охотника - [24]

Вот как-то сидим мы с братом в комнате, глядим на двор в окно. У забора вороны и галки в мусоре копаются. Вдруг видим — прилетела к ним какая-то птица, совсем черная с синевой, а нос большой, белый. Что за диво! Да ведь это грач! Откуда он зимою взялся? Глядим — ходит грач среди ворон и прихрамывает немножко: наверное, больной какой-нибудь или старый; улететь на юг не смог с другими грачами, вот и остался у нас зимовать.

Потом каждое утро повадился грач к нам на двор летать. Мы уже бывало нарочно хлебца ему покрошим. Только мало ему доставалось: всё вороны поедят. Это уж такие нахальные птицы! А грач тихий какой-то попался. В сторонке держится, все один да один, как бобыль. Да и то верно: своя братия улетела на юг, а он один и остался; вороны — ему компания плохая. Видим мы — обижают серые разбойницы нашего грача-бобыля, и как ему помочь, как его покормить одного, чтобы вороны не мешали, не знаем.

День ото дня грач становился все грустнее. Бывало — прилетит и сядет на забор, а спуститься к воронам боится — совсем ослаб.

Один раз посмотрели мы утром в окно, а грач под забором лежит. Побежали мы, принесли его в дом; он уже еле дышит. Посадили мы его в ящик к печке, попонкой закрыли и дали всякой еды.

Недели две он так у нас просидел — отогрелся, отъелся немножко. Думаем: как же с ним дальше быть? Не держать же его в ящике всю заму! Решили опять на волю выпустить — может, он теперь покрепче будет, перезимует как-нибудь.

Выпустили, а он со двора и не летит: видно, смекнул, что мы ему добро сделали; значит, нечего людей и бояться. С тех пор целые дни так вместе с курами во дворе и толчется.

В это время жила у нас ручная сорока — Сиротка. Мы ее еще птенцом взяли и выкормили. Сиротка свободно летала по двору, по саду, а ночевать возвращалась на балкон. Вот видим мы — подружился наш грач-бобыль с Сироткой: куда она летит, туда и он за ней. А один раз смотрим — Сиротка на балкон прилетела, и грач тоже вместе с ней заявился. Важно так по столу разгуливает. А сорока, будто хозяйка, скачет вокруг него, суетится.

Мы потихоньку высунули из двери чашку с моченым хлебом. Сорока прямо к чашке — и грач за ней. Позавтракали оба и улетели… Так каждый день и начали на балкон вдвоем прилетать кормиться.

Прошла зима, вернулись с юга грачи, загалдели в старой березовой роще. По вечерам усядутся парочками возле гнезд, сидят и переговариваются, будто дела свои обсуждают. Только грач-бобыль не нашел себе пары, попрежнему всюду летал за сорокой. А под вечер сядут бывало возле дома на березку и сидят рядышком, близко так — бок о бок.

Посмотришь на них — и невольно подумаешь: значит, и у птиц тоже дружба бывает.

Воришка

Когда мы были еще детьми, нам как-то раз подарили молодую белку.

Она очень скоро стала совсем ручная, бегала по всем комнатам, лазила на шкафы, этажерки, да так ловко — никогда ничего не уронит, не разобьет.

В кабинете у отца над диваном были прибиты огромные оленьи рога. Белка любила лазить по ним: заберется бывало на рог и сидит на нем, как на сучке дерева.

Нас, ребят, она очень хорошо знала. Только войдешь в комнату — белка прыг откуда-нибудь со шкафа прямо на плечо. Это значит — она просит сахару или конфетку, большая была сластена.

Конфеты и сахар у нас в столовой в буфете лежали. Их никогда не запирали, потому что мы, дети, без спросу ничего не брали.

Но вот как-то зовет мать нас всех в столовую и показывает пустую вазочку:

— Кто же это из вас конфеты отсюда взял?

Мы глядим друг на друга и молчим — не знаем, кто из нас это сделал. Мать покачала головой и ничего не сказала. А на следующий день сахар из буфета пропал; и опять никто не сознался, что взял.

Тут уж и отец рассердился, сказал, что теперь все будет запирать, а нам всю неделю сладкого не даст.

И белка заодно с нами без сладкого осталась. Вспрыгнет на плечо, мордочкой о щеку трется, за ухо зубами дергает — просит сахару. А где его взять? У самих нет.

Один раз после обеда сидел я тихонько на диване в столовой и читал. Вдруг вижу: белка вскочила на стол, схватила в зубы корочку хлеба — и на пол, а оттуда на шкаф. Через минуту смотрю — опять на стол забралась, схватила вторую корочку и опять на шкаф.

«Постой, — думаю, — куда это она хлеб все носит?» Приставил я стул и заглянул на шкаф. Вижу — старая мамина шляпа лежит. Приподнял я ее — вот так раз! Чего-чего только под нею нет! И сахар, и конфеты, и хлеб, и — разные косточки.

Я — прямо к отцу, привел его и показываю:

— Вот кто у нас воришка.

А отец рассмеялся и говорит:

— Как же это я раньше не догадался! Ведь это наша белка на зиму себе запасы делает. Теперь осень, на воле все белки корм запасают, ну и наша не отстает.

После этого случая перестали от нас запирать сладкое, только к буфету крючок приделали, чтобы белка туда залезть не могла.

Но белка на этом не успокоилась, все продолжала запасы на зиму готовить. Найдет корочку хлеба, орех или косточку — сейчас стащит, убежит и запрячет куда-нибудь.

А то ходили мы как-то в лес за грибами. Пришли поздно вечером, усталые, поели — и скорее спать. А кошолку с грибами на окне оставили — прохладно там, грибы не испортятся до утра.