Рассказы охотника - [18]
К вечеру дед с ребятами заглянули в хлев. Рыжуха с лосенком лежали на соломе. Корова недовольно замычала на входящих и подвинулась, заслоняя боком лосенка.
Дед засмеялся:
— Не возьмем, не возьмем, не бойся! Признала… свой, значит. Ну и спи себе на здоровье!
Так и вырос лосенок в сторожке у лесника. Прошло три года, и Мишка из маленького рыжего лосенка превратился в большого красивого лося. Он был совсем ручной, ходил без привязи по лесу возле сторожки и никуда не убегал.
Дедушка смастерил для него сбрую, сделал легкие санки, приучил Мишку ходить в упряжке.
Даше и Ване в школу не близко — километров пять от сторожки до села. Вот дедушка и приладил Мишку ребят возить. Утром запряжет в санки, посадит внучат — в один миг до села домчит. А у околицы их уже поджидают деревенские ребятишки. Как увидят, бегут навстречу, кричат наперебой:
— Дедушка, прокати! Дедушка, подвези до школы!
Каждому ведь охота на таком диковинном коне прокатиться.
Насажает дед ребят полные санки и везет в школу.
Очень доволен дедушка своим «конем». Куда хочешь годится! Дровец ли из лесу привезти или в город за чем съездить, а уже бежит так, что ни одна лошадь не догонит. А еще чем хорош — кормить его вовсе не надо. Приехал домой, распряг и пустил а лес — он сам себе еду добудет. Зимой Мишка обгладывал кору и ветки осинок, а летом вместе с Рыжухой пасся в лесу возле сторожки. К вечеру корова домой в хлев идет, и Мишка следом за нею.
А один раз вот что случилось. У Рыжухи еще весною родился теленок. Как-то в начале лета Даша погнала его вместе с Рыжухой в лес пастись, и Мишка, конечно, тоже с ними вместе увязался.
Пригнала Даша теленка на поляну и пустила. Сама под деревом сидит, книжку читает.
Вдруг как замычит Рыжуха! Даша взглянула — и обмерла: волк! Выскочил из кустов и прямо к теленку. Теленок от него к матери, а та сама от волка прочь бежит.
Даша закричала: «Пошел, пошел!», но волк и не испугался, бросился на теленка, совсем уж было схватил.
Откуда ни возьмись Мишка. В два прыжка перемахнул поляну. Волк и увернуться не успел. Со всего маху ударил его Мишка передней ногой. Волк так и покатился кубарем по траве. Мишка за ним; налетел, ударил еще раз. Из волка и дух вон.
Пригнала Даша теленка домой, рассказала обо всем дедушке. Обрадовался старик.
— Ай да молодец, — говорит, — наш Мишка! Вот так постоял за своего молочного братца! Ну, Даша, теперь, значит, можно без опаски теленка с Мишкой в лес пускать. Лучшего сторожа и не сыщешь.
В зимнюю стужу
В зимнем тумане встает холодное, тусклое солнце. Спит заснеженный лес. Кажется, все живое замерзло в этой стуже — ни шороха, ни звука, только изредка трещат от мороза деревья.
Я выхожу на лесную поляну. За поляной — густой старый ельник. Все деревья обвешаны крупными шишками. Шишек так много, что под их тяжестью склонились концы ветвей.
Как тихо! Зимой не услышишь пения птиц. Теперь им не до песен. Многие улетели на юг, а те, что остались, забились в укромные уголки, попрятались от лютого холода.
И вдруг словно весенний ветерок прошумел над застывшим лесом: целая стайка птиц, весело перекликаясь, пронеслась над поляной. Да ведь это клесты — природные северяне! Им не страшны наши морозы.
Стайка клестов облепила вершины елей. Птички ухватились за шишки цепкими коготками и повисли на них вниз головой. Качаясь на шишках, как на качелях, они вытаскивали своими кривыми носами из-под чешуек вкусные семена. Когда хорош урожай шишек, этим птицам не страшна бескормица зимы.
Я стоял на поляне и любовался, как хлопотали клесты в своей воздушной столовой.
Утреннее солнце ярко освещало зеленые вершины елей, грозди румяных шишек и веселых, пирующих птиц. И мне почудилось, что уже пришла весна. Вот сейчас запахнет талой землей, оживет лес и, встречая солнце, защебечут птицы.
Любуясь клестами, я вдруг увидел, как один из них подлетел к старой ели и скрылся в заснеженных ветках, будто юркнул в снеговую пещерку, и тут мне вспомнилась одна замечательная особенность из жизни этих птиц, особенность, которой я никогда не мог поверить. А вот теперь представился случай самому убедиться.
Крадучись я подобрался к той ели и полез вверх по стволу. Острые иглы царапали лицо и руки, но я карабкался все выше и выше.
«Вот уже близка вершина, а на дереве ничего и нет, — с сожалением подумал я. — Всё это только выдумки».
Я начал спускаться и вдруг прямо перед собой увидел то самое, чего уже не надеялся найти: среди обледенелых, покрытых снегом веток едва виднелось небольшое гнездо, а в нем, будто весной, озабоченно распушившись, сидела зеленоватая птичка — самочка клеста.
Неловким движением я качнул ветку. Испуганная птица вспорхнула. Я наклонился и чуть не вскрикнул от изумления: в гнезде копошились только что вылупившиеся, совсем голые птенцы.
Над самым гнездом свешивались заснеженные ветви. В лесу от мороза трещали деревья, а здесь меж сучьев старой ели будто наступила весна: заботливая мать выводила птенцов.
Я поскорее слез с дерева, чтобы не тревожить эту удивительную семью. Легко спрыгнул в снег, огляделся, и зимний лес уже не казался мне, как прежде, угрюмым и безжизненным.
