Рассказы о землепроходцах - [37]

Шрифт
Интервал

«Пакетбот Святого апостола Петра вооружен и к походу в кампанию ныне обстоит во всякой готовности, в которой погружено: балласт шестьсот пуд, воды сто бочек, дров шестнадцать сажен, провианта всякого на полшеста месяца. Всего грузу во оной положено с артилерным и шхипорским припасами пять тысяч девятьсот пуд... комплект служителей всех чинов шестьдесят девять человек, да астроном профессор один, при нем солдат два, да слуг офицерских три человека, и того всех чинов семьдесят пять человек».

Накануне отплытия состоялся большой совет. Отправляясь на совет, Чириков невесело сказал Плаутину: «В первое плавание в тысяча семьсот двадцать восьмом году мы собирались три года. В нынешнее — семь лет. Правда, и судов вдвое больше против прежнего построено...»

Невесело прозвучала эта шутка, однако Чириков и не догадывался, что еще ждет всех их.

Прикомандированный к экспедиции де ля Кройер, выдававший себя за профессора астрономии, с трудом, как в этом успели убедиться все за долгие годы подготовки плавания, разбирал грамоту, однако это нисколько не смущало его.

— Мой брат, член Академии наук господин Жозеф Делиль, составил сию карту в поучение и руководство вам! — важно проговорил он, разворачивая на столе чертеж. — На этой карте обозначена Большая Земля, что была устроена португальским мореплавателем Дон-Жуаном де Гама, плывшим из Китая в Мексику. Для пользы Российской державы надобно эту землю открыть вторично.

Чириков растерянно, не понимая, не ослышался ли он, оглянулся на Беринга. Только сейчас бросилось ему в глаза, как сильно сдал за последние годы командор. Он, кажется, и не слышал «профессора», дремал с полуприкрытыми глазами.

— Чушь! — Чириков резко встал. — Капитан Шпанберг в прошлом годе, совершив свой вояж к Япону, проплыл на своих кораблях прямо по вашей земле. Всем ведомо, что нашей экспедиции сухопутные плавания, не в пример морским, в обычай, но, однако же, и у нас корабли по суше не плавают.

— По инструкции, данной правительствующим Сенатом, — гася вспыхнувшие на лицах моряков улыбки, тяжело проговорил де ля Кройер, — надлежит вам в вояж идти по моему предложению, а следовательно, и руководствоваться этой картой, над составлением которой, — «профессор» важно поднял вверх палец, — трудились лучшие умы Европы во главе с мои братом.

— Но инструкция дана в тысяча семьсот тридцать третьем году! — взорвался Чириков. — А Шпанберг в прошлом годе пересек поперек вашу дегамовскую землю!

И он оглянулся на сидящих в стороне Эзельберга и Свена Вакселя, как бы призывая их поддержать его.

— Шпанберг и ошибиться мог... — уклончиво отозвался Эзельберг. — Кто его, Шпанберга знает, где он плавал все лето.

Шпанберга не любили, и, не сговариваясь, дружно закивали все на слова Эзельберга.

— Именно так! — торжествующе проговорил де ля Кройер. — Шпанберг еще отвечать будет перед Сенатом за свой обман.

На этом и кончился совет.

Беринг не проронил ни слова, пока он длился.

Отпустив офицеров, он с трудом нащупал рукою кресло и опустился в него.

Еще накануне совета началось в нем это... Словно бы он оглянулся назад и увидел все пространство, все годы, что остались позади. Чем были заполнены эти бесконечные версты и дни?

Гибли, срываясь с каменистых круч, якутские лошади... Гибли, надрываясь от непосильной работы, люди... Гибли, вмерзая во льды, суда...

И все время, пока длился совет, Беринг так отчетливо слышал и стоны людей, и смертельное, разносящееся долгим эхом ржание лошадей, и треск корабельных обшивок, что сквозь эту сумятицу звуков с трудом доносились до него голоса офицеров, так дружно ругавших Шпанберга.

Но вот офицеры ушли, и шум стал совсем нестерпим, железным обручем сдавил голову, как вчера, когда доложили ему, что сошел с ума возвращавшийся в Сибирь матрос, которого отправляли в Петербург с донесением.

Тогда-то и обрушились на него голоса всех погибших под его, Беринга, началом людей. И сейчас заполняли эти голоса каюту, требуя ответа, как требовал его несколько минут назад живой Чириков.

И, морщась от боли, Беринг понимал, что должен ответить, но что он мог ответить? Сказать, что он, облеченный здесь верховной властью командор, бессилен так же, как самый младший матрос? Ответить, что он не имеет ни права, ни власти изменить хотя бы и запятую в данной ему инструкции? Признаться, что он, отвечающий за благополучный исход плавания, менее всех способен противиться ясной бессмысленности совершившегося?

Нет... Не было слов, которыми можно было бы объяснить это. Не было их ни в датском, ни в русском языке...


4 июня 1741 года корабли вышли в море на поиски земли де Гама. Через неделю суда достигли сорок седьмого градуса северной широты, где начиналась на карте Делиля неизвестная земля. 12 июня пересекли следующую параллель — земли не было.

Беринг старался не выходить из своей каюты. Возмущение царило на кораблях.

«Кровь закипает во мне всякий раз, когда я вспоминаю о бессовестном обмане, в который мы были введены этой неверной картой, — напишет впоследствии Свен Ваксель. — В результате чего рисковали жизнью и добрым именем. По вине этой карты почти половина нашей команды погибла напрасной смертью».


Еще от автора Николай Михайлович Коняев
Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.


Алексей Кулаковский

Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.


Гибель красных моисеев. Начало террора, 1918 год

Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.


Галактика обетованная

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дальний приход

В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.


Аввакумов костер

Исторический роман известного петербургского писателя Николая Коняева воскрешает события трёхсотлетней давности — время церковного раскола. Автор исследует истинные причины этой национальной трагедии, разрушает стереотипы, навязанные идеологией прошлых лет.Книга Н. Коняева, являясь результатом тщательного изучения архивных документов, представляет собой редкий пример живо написанной, увлекательной и одновременно познавательной исторической хроники.


Рекомендуем почитать
Грозное время

В начале нашего века Лев Жданов был одним из самых популярных исторических беллетристов. Его произведения, вошедшие в эту книгу, – роман-хроника «Грозное время» и повесть «Наследие Грозного» – посвящены самым кровавым страницам русской истории – последним годам царствования Ивана Грозного и скорбной судьбе царевича Димитрия.


Ушаков

Книга рассказывает о жизни и замечательной деятельности выдающегося русского флотоводца, адмирала Федора Федоровича Ушакова — основоположника маневренной тактики парусного флота, сторонника суворовских принципов обучения и воспитания военных моряков. Основана на редких архивных материалах.


Герасим Кривуша

«…Хочу рассказать правдивые повести о времени, удаленном от нас множеством лет. Когда еще ни степи, ни лесам конца не было, а богатые рыбой реки текли широко и привольно. Так же и Воронеж-река была не то что нынче. На ее берегах шумел дремучий лес. А город стоял на буграх. Он побольше полста лет стоял. Уже однажды сожигали его черкасы: но он опять построился. И новая постройка обветшала, ее приходилось поправлять – где стену, где башню, где что. Но город крепко стоял, глядючи на полдень и на восход, откуда частенько набегали крымцы.


Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи

Роман Д. С. Мережковского (1865—1941) «Воскресшие боги Леонардо да-Винчи» входит в трилогию «Христос и Антихрист», пользовавшуюся широкой известностью в конце XIX – начале XX века. Будучи оригинально связан сквозной мыслью автора о движении истории как борьбы религии духа и религии плоти с романами «Смерть богов. Юлиан отступник» (1895) и «Антихрист, Петр и Алексей» (1904), роман этот сохраняет смысловую самостоятельность и законченность сюжета, являясь ярким историческим повествованием о жизни и деятельности великого итальянского гуманиста эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519).Леонардо да Винчи – один из самых загадочных гениев эпохи Возрождения.


Рембрандт

«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары.


Сигизмунд II Август, король польский

Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Сын короля Сигизмунда I и супруги его Боны Сфорца, Сигизмунд II родился 1 августа 1520 года. По обычаю того времени, в минуту рождения младенца придворным астрологам поведено было составить его гороскоп, и, по толкованиям их, сочетание звезд и планет, под которыми родился королевич, было самое благоприятное.