Рассказы о землепроходцах - [23]
И день был праздничный.
Над тихой водой залива медленно рассеивались клочья орудийного дыма. Закончилась, закончилась великая война, наступала мирная жизнь... Гремели салюты, раздавались награды, чины...
Счастливый отец тоже надеялся на производство в следующий чин. Что ж? Пора...
Берингу было уже за сорок, самое время сделаться полным капитаном.
Отставка
Когда Беринг узнал об этом, он часто заморгал ресничками и массивное лицо его с отчетливо обозначившимся вторым подбородком сделалось вдруг растерянным, как у обиженного ребенка.
Произошло это в конце декабря.
Среди других капитанов баллотировался в коллегии и Беринг, но его оставили без повышения.
Падал мокрый снежок.
Он налипал на суконный плащ, сугробчиками лежал на плечах, но Беринг не замечал снегопада. Помаргивая, брел он по Петербургу и все не мог понять, что же случилось...
После окончания Амстердамского кадетского корпуса уже двадцать лет служил Беринг в России. Двадцать лет жизни — это двадцать лет... И не потому ли и Россия — огромная, разворошенная, как муравейник, страна — стала и его, Беринга, страной? А город, по которому он брел сейчас сквозь снегопад, — его городом?
В 1703 году, когда Беринг поступил на русскую службу, здесь, на Заячьем острове, началось невообразимое столпотворение. Русская речь мешалась с чухонской, медлительные украинские песни, что звучали порою по вечерам над землянками, прерывались резкими вскриками лопарей, перегонявших впряженных в волокуши оленей. Из огромных печальных оленьих глаз текли слезы. Впрочем, из чьих глаз не текли они в этом, из болотной топи растущем, городе.
Молодому флотскому офицеру было тогда двадцать четыре года, и что должен был чувствовать, он, не видевший ничего, кроме чистеньких улочек Амстердама да еще корабельной палубы?
Но рос этот город, одевая свои болота в гранит, и все приходило в должный порядок, тот порядок, которому уже служил и он, Беринг. Получив чин лейтенанта, Беринг поселился в 1706 году в своем доме. На Адмиралтейском острове было выстроено сто изб для морских офицеров.
Прошло семнадцать лет, а дом этот так и стоит на прежнем месте, только появились три года назад на окошках горшочки с геранью, привезенные шестнадцатилетней Анной Матвеевной из Выборга. Но окрестность уже не узнать... Вдоль Невы стеною поднялись богатые дворцы. Замощены булыжником улицы. Город, выросший на болоте, стремительно обретал красоту и строгость.
Девять лет назад Беринг был у себя в Дании, но и там, среди родного, все время вспоминал Россию, улицы Петербурга...
А четыре года назад в Хорсенсе умер отец, и после его смерти Беринг твердо решил навсегда остаться в России. Он и жену взял хоть и шведку, но здешнюю.
Так возможно ли, что его по-прежнему считают здесь временным человеком?
Несколько дней мучился горькими мыслями Беринг, но наступили рождественские праздники, на рождество приехали из Выборга родственники жены. Беринг не стал запираться, когда тесть спросил, что случилось. Рассказал все.
Тесть побарабанил пальцами по столу и на следующий день с утра поехал к знакомым... Вернувшись, он посоветовал Берингу подать в отставку. В соответствии с морским уставом, Адмиралтейств-коллегия должна была сделать розыск о причине отставки, и вот тогда-то Беринг и сможет высказать свои претензии. Без сомнения, они будут удовлетворены: не решатся адмиралы терять такого опытного капитана! А если и не уважат просьбу, то в прежнем-то звании все равно оставят.
Так Беринг и поступил. 21 февраля 1724 года Адмиралтейств-коллегия постановила: «Морского флота капитанов Виллима Гея, Матиса Фалькенберга и Витуса Беринга по прошениям их и учиненным экстрактам из службы его величества отпустить во отечество и дать им от Адмиралтейств-коллегии пашпорты и заслуженное жалование по день отпуска, а также и на прогоны в дорогу».
Беринг побледнел. Ему показалось, что он ослышался. Нет-нет! Все это какая-то ошибка. Отчего же сразу увольнение, почему не розыск о причинах отставки?
Сдержанно улыбнувшись, чиновник адмиралтейства показал Берингу 58-й артикул, о котором толковал Берингу тесть:
«Ежели кто из морских и адмиралтейских служителей Российской нации будет просить о свободе от службы, то в Коллегии надлежит разыскать о причине сего».
«Артикул действует только на служителей русских, а вы — датчанин...» — развел чиновник руками.
Шатаясь, как пьяный, Беринг побрел к своему дому. Жизнь рушилась. За плечами большая часть ее, но снова, как и в юности, он без службы, без Отечества. Только теперь он уже не молод, на руках у него семья — жена, два сына.
Беринг расхворался.
Три дня пролежал в постели, а на четвертый встал и отправился к адмиралу Сенявину.
Дмитрий Николаевич Сенявин, хорошо знавший Беринга, не сразу узнал его: так переменился капитан.
Петр I
Еще во время непомерно затянувшихся торжеств по поводу Ништадского мира близкие к Петру люди стали замечать: царь сделался задумчив, часто звал к себе то священника, то доктора.
Он и немыслимые увеселения придумывал, кажется, только для того лишь, чтобы не оставаться наедине со своими невеселыми мыслями. Не смолкали за стенами дворца безысходно горькие песни:
