Рассказы о землепроходцах - [18]
Из трудных и дальних странствий израненные, обмороженные землепроходцы привозили вместе с «соболиной» казной и «скаски», которые сразу становились известными всем. Завороженно внимали им промышленные люди, собираясь в далекий путь.
В 1645 году после возвращения Стадухина в Якутск здешняя таможенная изба пропустила «за море» для торгу и промысла на Колыме более полутысячи человек, столько же ушло и летом следующего года, а в 1647 году в Нижне-Колымском и Верхне-Колымском зимовьях открылась первая ярмарка. Хлеб стоил здесь непомерно дорого — до десяти рублей за пуд, зато мехá — столь же непомерно дешево. Новые и новые толпы промышленников стекались сюда, и тесно становилось землепроходцам на обжитой уже реке. Снова пора было собираться в далекий путь, за новыми землями, за новыми «скасками».
Сказками прибывала тогда Русская земля...
Слухи
Подхваченный шатавшимися без дела казаками, этот слух обрастал легендами. Говорили уже, что и соболи-то на Погыче самые добрые — черные.
Не мешкая, Стадухин поехал в Якутск, но слух обогнал его. Казалось, не люди, а ветер, шумящий в верхушках деревьев разносит слухи. Когда в 1646 году Стадухин добрался наконец до Якутского острога, Иван Ерастов собирал здесь экспедицию на далекую Погычу. Уже и воевода одобрил затею, начертав на росписи: «Взять к делу и переписать, всякие снасти готовить, а чево в казне нет, то велеть купить таможенному голове».
С трудом удалось Стадухину перехватить инициативу у Ивана Ерестова. Впрочем, и других конкурентов, желающих обогатиться в неведомых землях, было немало. Летом этого же года из устья Колымы пошли промышленные люди Есейка Мезенец и Семейка Пустозерец «на море гуляти в коче». Отважные мореплаватели дошли до Чаунской губы и попытались наладить меновую торговлю с местными чукчами. С грузом моржовых клыков вернулись они на Колыму.
Погычу промышленники не нашли, но «рыбий зуб», рассказы о необыкновенном обилии его подогревали ажиотаж, охвативший некоторых казаков. Сказочные богатства мерещились им впереди.
Догадка
За эти годы он изменился, неизмеримо возрос в странствиях его землепроходческий опыт. Необыкновенно обострилось чувство пространства.
Дежнев знал, что еще в 1639 году казаки вышли на берег Охотского моря. Может быть, слышал он и сказку Колобова — казака из отряда Москвитина: «А шли Алданом вниз до Маи реки восьмеры суток, а Маею рекою вверх шли по волоку семь недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стружках шли шесть ден... И вышли на реку Улью на вершину, да тою Ульею рекою вниз стругом плыли восьмеры сутки и на той же Улье реке, зделав лодью, плыли до моря... пятеры сутки. И тут, на устье реки, поставили зимовье с острожком».
Во всяком случае, об Охотском зимовье Дежнев знал. Еще зимою 1641 года вместе с Андреем Горелым он пытался пробиться туда с Оймякона, но путь преградили ламунские тунгусы, и пришлось возвращаться назад, в отряд Михайлы Стадухина. Кстати, тогда и перебили всех казачьих лошадей пришедшие следом за Дежневым и Горелым тунгусы.
Дежневу не повезло, но три года спустя на Охотское зимовье пробрался казачий голова Василий Поярков. Правда, пришел он в Охотск совсем с другой стороны — с юга. Предваряя будущий поход Ярофея Хабарова, Поярков прошел по Зее и по Амуру и, выйдя в море, по морю добрался до устья Охоты. Соединился здесь с отрядом Ивана Москвитина. Стремительно и неуклонно, смыкая своими путями пространство, исследовали землепроходцы устройство дальневосточной земли. Белым пятном оставался только северо-восток континента.
Дежнев знал, что река Охота, текущая на восток, впадает в море. Но и Индигирка, по которой спускались они, тоже впадала в море, только уже на севере, хотя почти рядом с «вершиной» Охоты зарождается ее исток. Не значит ли это, что и вся земля, уходящая гигантским мысом на северо-восток, омывается водою океана? На Колыме эта догадка подтвердилась слухами о загадочной Погыче, до которой никто не мог добраться. Мезенец и Пустозерец не заметили и признаков этой реки: вдоль крутого, каменистого берега плыли они. Так, может быть, этот берег и есть край того гигантского камня, который служит водоразделом Индигирки и Охоты, Колымы и Погычи? Может быть, с него и сбегает Погыча, только в другую, как и Охота, сторону?
Уверившись в своей догадке, Дежнев подал летом 1647 года челобитную об отпуске его в «новую землицу ис прибыли». Он брал на себя ответственность за экспедицию и обязывался доставить в государеву казну двести восемьдесят пять соболей. Если бы это не удалось ему, казна имела право взыскать с него стоимость обещанной пушнины. Такие случаи бывали, доходило даже до описи имущества у казака.
Вместе с Дежневым активное участие в подготовке экспедиции принимал и купец Федот Алексеев Попов-Холмогорец.
Летом 1647 года корабли ушли в плавание. Но «в тое поры был на море лед непроходимый», и кочи вернулись назад.
На следующий год Дежнев и Алексеев уговорились идти снова, но положение неожиданно осложнилось. На должность приказчика острога, который поставит экспедиция, претендовал теперь и Герасим Анкундинов — беспокойный, пронырливый человек. Дежнева спасло то, что в плавании минувшего года, хотя само это плавание и оказалось неудачным, достаточно ярко проявились его организаторские способности, воля и смелость. Промышленники, составлявшие ядро будущей экспедиции, отстояли своего вожака.
