Рассказы о любви - [42]

Так у молодого человека каждый день были свои радости, и время не тянулось для него бесконечно, тем более что у него никогда не было недостатка в книгах, он их заимствовал где только мог. Он читал очень много, при этом ему не было все равно, что он читает, — любому другому он предпочитал сказки и мифы, а также драмы в стихах.

Все это, каким бы прекрасным ни было, не удовлетворяло его полностью. Поэтому он спускался, когда фатальный голод становился уже непереносимым, тихонько, как сурок, по черным старым ступеням вниз до каменных плит у выхода, на которые падал слабый свет из лавки. Частенько бывало так, что там, рядом с дверью, на высоком пустом ящике лежали остатки хорошего сыра или стояло полбочонка селедок, и в такие удачные дни, а также если Карл под предлогом помочь смело входил в лавку, ему доставались пригоршни сушеных слив, нарезанных груш или что-то подобное, что перекочевывало в его карманы.

Эти вылазки он предпринимал, однако, не из корыстолюбия или дурных намерений, а исключительно из безобидного побуждения голодного человека, ощущавшего себя отчасти благородным разбойником, которому неведом страх перед людьми и который гордо смотрит в лицо опасности. Ему казалось, что в соответствии с моральными законами миропорядка то, что старуха по своей скупости экономила на нем, он изымал из переполненной кладовой ее сына.

Этих разнообразных привычек, занятий и привязанностей могло бы наряду с занятиями в гимназии, собственно, хватить, чтобы заполнить его время и занять его мысли. Но Карлу Бауэру этого было мало. В чем-то подражая некоторым гимназистам, в чем-то под влиянием прочитанных им книг, а также по велению сердца он впервые вступил в то время в прекрасный и таинственный мир любви к женщине. И так как уже заранее знал, что сегодняшнее стремление и усилия на этом поприще не приведут его к заветной цели, он не очень-то скромничал и посвятил обожание самой красивой девушке в городе, происходившей из богатого дома и одним только великолепием нарядов затмевавшей всех своих сверстниц. Гимназист ежедневно проходил мимо ее дома, и, если они встречались, снимал перед ней шляпу и кланялся так низко, как не делал этого даже перед директором гимназии.

Так обстояло дело, когда чистый случай привнес в его жизнь новые краски и открыл перед ним все двери.

Однажды вечером в конце осени, когда Карл в очередной раз не насытился чашкой жидкого кофе на молоке, голод погнал его поискать съедобного. Он неслышно спустился по лестнице и проинспектировал закуток перед входом, где очень быстро обнаружил глиняную миску, в которой лежали две внушительных размеров и привлекательного вида груши рядом с куском голландского сыра с красной окаемкой.

Голодному юноше не составило труда догадаться, что эта легкая закуска предназначалась для хозяина и только на какой-то миг была оставлена здесь служанкой, но, восхищенный неожиданно увиденным угощением, он склонялся к мысли о счастливом провидении и спрятал с благодарностью щедрый дар в карманы.

Но прежде чем ему управиться с этим и благополучно исчезнуть, из двери подвального погреба появилась в домашних тапочках служанка Бабетта со свечой в руках и увидела наглеца. Молоденький вор еще держал в руках сыр; он застыл на месте и уставился в пол, в то время как душа его сомлела от стыда и готова была провалиться в тартарары. Так они оба и стояли, освещаемые свечкой, и жизнь подарила юноше неробкого десятка хотя и болезненные на миг ощущения, но определенно не самые неприятные.

— Нет, надо же! — вымолвила наконец Бабетта и взглянула на поверженного молодца, словно на ожившую картинку ужасов. Парню нечего было сказать. — Вот дела! — продолжила она. — Так, а разве тебе не известно, что это воровство?

— Ясно, известно.

— Боже праведный, как ты дошел до такого?

— Это же просто здесь стояло, Бабетта, и я подумал…

— Что ты подумал?

— Ну, я такой голодный, что…

При этих словах девушка широко раскрыла глаза и уставилась на беднягу с бездонным пониманием, удивлением и жалостью.

— Голодный? Разве тебя не кормят там, наверху?

— Мало, Бабетта, очень мало.

— Ладно, пусть будет так! Хорошо, хорошо. Оставь себе, что уже положил в карман, и сыр забери тоже, в доме полно этого добра. Но сейчас мне надо подняться наверх, иначе еще, чего доброго, придет кто.

В удивительном настроении возвратился Карл в каморку, сел и съел в большой задумчивости сначала сыр, потом груши. После этого у него полегчало на сердце, он свободно вздохнул, потянулся и сыграл на скрипке нечто вроде псалма благодарности. Едва он закончил, как в комнату тихонько постучали, и когда он открыл дверь, на пороге увидел Бабетту, она протянула ему громадный кусок хлеба, намазанный сверху от души сливочным маслом.

Как ни рад он был подношению, все же решил вежливо отказаться, но она не позволила, и он с удовольствием уступил.

— На скрипке ты играешь, однако, очень здорово, — сказала она с восхищением, — я уже несколько раз слышала. А насчет еды я позабочусь. Вечером я всегда могу тебе что-нибудь принести, тут никто ничего не будет знать. Почему она не кормит тебя досыта, ведь твой отец наверняка немало платит за твой стол?