Рассказы о котовцах - [17]

— Не выйдет у шляхты затея с Кременцом! — воскликнул Ульрих, кивая на мощную лавину буденновцев.

— Что с воза упало, то пропало! — прокричал ему в ответ комиссар и, сдерживая коня, показал рукой на свою красную фуражку.

Комбриг понял комиссара. И оба они, сняв фуражки, заткнули их за пояса и пустили коней галопом.

Вряд ли где-нибудь еще пехота Якира, красные кавалеристы Буденного и Котовского дрались так упорно и яростно, как здесь, у ворот Галиции. Сражение длилось целый день. Божья Гора переходила из рук в руки.

И только к вечеру белополяки стали заметно сдавать и перешли к обороне. Они сомкнули свои расстроенные батальоны, укрылись, подобно гуситским таборитам, за обозными повозками и встретили атакующих ручными гранатами.

Кавалеристы спешились тогда, сдали лошадей коноводам и широким фронтом вместе со своей пехотой пошли в атаку. То мелкими перебежками, то ползком атакующие под ливнем свинца противника добрались наконец до вражеских «баррикад». Люди разметали повозки и, взорвав воздух тысячеголосым «ура», бросились на врага врукопашную.

Отлично экипированное и хорошо вооруженное отборное войско генерала Галлера, еще утром уверенное в своем превосходстве над разномастной пехотой Якира, не выдержало натиска красных. Офицеры растерялись, а жолнеры дрогнули и попятились. Вскоре нацеленная на Кременец масса пехоты и конницы противника очутилась на широкой и гладкой как доска равнине и обратилась в бегство.

Ульрих быстро оценил выгодность момента.

— Коноводов вперед!! — вскричал он зычным голосом и озорно поглядел на комполка Криворучко.

— Давно бы так! — потряс клинком, словно хворостиной, нетерпеливый Криворучко и подмигнул штабгорнисту.

Бригадный горнист Шурка Лавренюк, парень лет шестнадцати, тонкий и стройный, как камышовая трость, вскинул горн.

Звучно запела труба излюбленный сигнал котовцев, и коноводы быстро примчали лошадей из укрытия. Еще быстрее вскочили кавалеристы в седла и, рассыпавшись на рысях в лаву, широким наметом хлынули за противником…

Солнце уже коснулось горизонта, когда дорогу кавалеристам преградила обширная балка, на дне которой еще копошились удиравшие польские уланы.

— Стой! — вскричал Ульрих и показал в глубину балки. — Вот здесь и заночуем. Горнист, играй «отбой»!

К балке подскакал и осадил коня комиссар бригады. Он оценивающе поглядел на сочную траву, застилавшую лощину из края в край зеленым цветистым ковром, на быстрый ручей, протекавший там, и улыбнулся Ульриху.

— Подходящее место, — сказал комиссар. — И трава и вода, лучшего бивака не придумаешь! — Затем поглядел на непокрытую голову комбрига, на его растрепанные русые волосы и спросил: — А фуражка где? Потерял, что ли?

— А твоя? — спохватился Ульрих, потрогав рукой голову.

Комиссар тоже поднял руку и, пригладив волосы, рассмеялся.

— Ну и денек выдался, — сказал комиссар. — Даже не припомню, когда еще было такое. — И, вытащив свою фуражку из-за пояса, расправил ее и надел.

Мимо проезжал Иван Ксенофонтов, отделенный командир из взвода Яблочко. Его здоровенный кудрявый чуб закрывал весь лоб и низко нависал над глазами.

— И ты, казак, потерял фуражку? — улыбнулся Ульрих Ксенофонтову, подмигнув комиссару.

Ксенофонтов придержал коня, и его молодое, смуглое, с румянцем во всю щеку лицо расплылось в добродушной улыбке.

— Невелика потеря, товарищ комбриг, — тряхнул своим великолепным чубом Ксенофонтов. — Ретивые уланы с большого драпа штаны потеряли, вот это конфуз! — И Ксенофонтов показал рукой в конец оврага.

— А где ты их видишь? — спросил Ульрих и, приложив ладонь козырьком ко лбу, прищурился.

Ксенофонтов пристально поглядел в конец оврага, но там уланов и след простыл.

— Тьфу ты, пропасть на них, — сплюнул Ксенофонтов, — только что топтались там, и уже нет их! Страсть, до чего проворные!

Поглядев на Ульриха и комиссара, Ксенофонтов откинулся в седле, вытащил из-за пояса помятую красную фуражку, хлопнул ею по ладони и по-казачьи, круто набок, надел на кудрявую голову…

А труба все звучала, скликая котовцев. Бойцы и командиры торопились на сигнал со всех сторон. Возбужденные, с черными потеками пота на запыленных гимнастерках, они долго приводили в порядок себя и коней, а управившись, повалились в росистую прохладную траву и мгновенно уснули.

Не спали в эту теплую июльскую ночь одни лишь дневальные и дозорные. Далеко за полночь водили дневальные к ручью и поили рвавшихся к воде лошадей, а дозорные до самой зари рыскали вокруг балки, оберегая короткий сон своих товарищей.

Следом за отступающими белополяками комбриг Ульрих выслал полуэскадрон Месароша, дав задание разведать расположение противника в новой диспозиции. Из разведки они вернулись на рассвете, и Месарош доложил Ульриху, что пехота и конница противника отступали всю ночь без остановки и рассредоточились за Почаевом, на линии бывшей австро-венгерской границы, вдоль которой ведутся оборонительные работы.

— Не по плечу, видать, панам маневренная война, — раздумчиво сказал Ульрих, почесывая тоскующий по бритве подбородок. — Ясно, что ихние генералы больше надеются теперь на окопы, чем на маневр.

Усталый Месарош переступил с ноги на ногу и, поразмыслив о чем-то, басовито промолвил: