Рассказы о дяде Гиляе - [55]

В бывшей столовой Столешников висел и портрет Антона Павловича Чехова. Большой, живописный, который все принимали за копию работы Браза, но он был написан художником Н. И. Струнниковым. Бразу был заказан портрет А. П. Чехова для Третьяковской галереи. Несколько сеансов Антон Павлович позировал в Петербурге, где в это время учился в академии у Репина Струнников. Специально ездил в Питер дядя Гиляй и договорился с Бразом и с Чеховым, чтобы разрешили и Струнникову писать одновременно портрет Антона Павловича для него. Так в Столешниках появился портрет друга юности, который и занял со временем свое место в бывшей столовой.

Молодой Чехов и молодой дядя Гиляй. Сколько веселья, даже озорства, но остроумного, помогающего жить, работать! Дружба началась в редакциях юмористических журналов, потом перешла в более тесную — домами.

Кончался последний час редакционного дня, а расставаться не хотелось, возникал вопрос: теперь куда? Чехов был в то время, как писал дядя Гиляй, «совсем молодым, симпатичным, безусым студентом-медиком с лучистыми добрыми глазами». Дядя Гиляй только начал заниматься литературой, только что покинул театр, а потому на галерку контрамарками обеспечивал себя и друзей во всякое время. Ходили в театр, с удовольствием бывали в цирке. У дяди Гиляя имелся сезонный билет — Аким Никитин снабжал. Ну а если не цирк и не театр? Чаще отправлялись к Чеховым, пока дядя Гиляй не женился. Мать Антона Павловича — «удивительно ласковая и внимательная женщина». Сделанный ею салат с маслинами казался самой вкусной едой.

Вечера затягивались далеко за полночь. Серьезные разговоры разбавлялись обычно шуткой, обсуждением, а порой осуждением издателей. Участниками вечеров были братья Чеховы — Антон и Николай, братья Левитан — Исаак и Адольф. Нередко к ним присоединялся еще друг театральных скитаний Гиляровского Вася Григорьев. Он продолжал жизнь провинциального актера, лишь временами оказывался в Москве и в этом случае обязательно бывал с ними.

Когда в 1884 году у дяди Гиляя появилась семья, собирались у него. Но праздники проводили всегда у Чеховых. Очень хорошо «готовились праздники у Чеховых, по-донскому», отмечал дядя Гиляй. С каждым годом все больше зарабатывали, и к салату прибавлялись пирожки, жаркое, иногда телятина, а то дядя Гиляй с охоты дичь привезет.

Молодые, веселые, остроумные люди, хороший стол — вечера проходили радостно и беззаботно, были такой же необходимостью, как работа.

Лето нарушало заведенный порядок, хотя виделись и в эти месяцы, приезжали друг к другу на дачу.

Для семьи Гиляровских Антон Павлович был еще и доктором. Отец Владимира Алексеевича то и дело благодарил в письмах из Вологды доктора Чехова за внуков. Не раз выручал Антон Павлович и самого Гиляя. Лечил, когда он ожегся на пожаре, когда ногу сломал. И летели к Чехову в случае необходимости записки с просьбой прийти, иногда в стихах.

…Здоровей, чем рыцарь в латах,

Не боялся я простуд.

39,3!

Что мне делать тут?

Не был ты врачом богатых,

Значит, мне и помогай.

39,3!

Твой всегда Гиляй.

И Чехов помогал. Неравнодушно Чехов относился к литературным делам друга.

Приедет Чехов к нему, посмотрит, что есть нового, отнимет рассказ, который готовился автором в «Развлечение», и пошлет его в «Осколки» Лейкину, напишет:

«Удался рассказ и форматом и содержанием». А цензура не пустит рассказ. С Чеховым дядя Гиляй одно время по субботам давали рассказы в «Новое время». Гиляровский как-то записал: «Прихожу к Чехову, а он сообщает:

— Суворин меня пригласил писать субботники. В „Новом времени“ завели прекрасный обычай: печатать по субботам рассказы — субботники. Давай вместе писать: субботу ты, субботу я. Приноси рассказ, я пошлю Суворину, он меня просил пригласить, кого я найду нужным, и вот я прошу тебя. Так строк 200–300 давай».

Согласился дядя Гиляй. На другой день принес Чехову рассказ «Часовой» — он был напечатан в субботу. Но второй рассказ задержали, не подошли «Новому времени» и следующие.

Помешал сотрудничеству и другой конфликт. Суворин стал платить дяде Гиляю по пять копеек за строку, что было значительно меньше принятых гонораров. Тот рассердился и написал брату А. П. Чехова Александру Павловичу, который работал в «Новом времени»: «На таких условиях у этого господина работать не желаю. Пусть в его болото другие черти лезут». Тем и кончились отношения дяди Гиляя с «Новым временем».

Часто встречались с Чеховым, пока тот жил в Москве на Садово-Кудринской, а как переехал в Мелихово, много реже. Чехов из Мелихова призывал дядю Гиляя, писал ему: «Хочешь, чтоб тебя забыли друзья? Купи имение и поселись в нем. Потяни, Гиляй, за хвостик свою память и вспомни о поздравляющем тебя литераторе Чехове. Приезжай». Или: «Ах, если б ты знал, какая у нас тяга! Какая редиска! Приезжай!»

Появляясь в Москве, Чехов давал о себе знать краткими открытками в два-три слова: «Я вернулся. Просижу в Москве пять дней».

Не оборвались жизненные связи с переездом Чехова в Ялту. Если дядя Гиляй не мог быть в Ялте, спешил сообщить Антону Павловичу, ну, скажем, об успехе его пьесы в Москве, в Художественном театре или отправлял в Ялту телеграмму, что «Чайка» прошла великолепно при полном сборе, на него произвели неотразимое впечатление Роксанова, Мейерхольд, что хороши Книппер, Артем, Тихомиров, поставлено удивительно, не забывал сообщить, что пьют за его здоровье — он, Гиляровский, и компания.