Рассказы о большом мире - [27]
Степан Витальевич хотел было остановить собеседника, так как почувствовал себя преотвратно, еле сдерживал рвоту и всячески старался не упасть в обморок, однако пока собирался с силами, Григорий продолжил:
- Шестьдесят тысяч! Шестьдесят тысяч яиц в сутки, господин хороший! Это вам не курочка Ряба! Это какой-то яйцемёт, жуткая тварь! Башка у этого червя тонкая, словно волос, отсюда и название. Как вопьётся в стенку кишки – так и сосёт кровушку, гадина! Вампир и есть. Как комар, только изнутри. И не прихлопнешь.
Голос Григория звучал всё более глухо, эхом отдаваясь в разгорячённом мозгу Степана Витальевича:
«… Га…ди-и-и-и… на-а-а…»
Слуга народа расстегнул верхнюю пуговицу мокрой от пота сорочки и отчаянно заморгал, пытаясь привести мысли в порядок. Получалось плохо. Воздух стал напоминать кисель, сгущаясь всё больше с каждой секундой, в нём невозможно было дышать, а тем более встать или хотя бы поднять руку, чтобы остановить речь собеседника. Перед глазами всё плыло, а в уши змеями вползали растянутые звуки Григория, что словно в рапиде медленно открывал рот и шевелил губами:
«И-и-и-и… не-е… при-и-и-и-ихло-о-о-о-опне-е-е-е-еш-ш-ш-ш-ш-ш-шь…»
Дверь медленно поползла в сторону, пряча запотевшее зеркало. С улыбкой на ярко-красных губах, сверкая зелёными кошачьими глазами, в СВ вплыла проводница Светлана. В серебристом подстаканнике, что она держала в руке, сонно позвякивал гранёный стакан с чаем. Дзыньк… Дзыньк… Дзыньк…
«Ва-а-аш ча-а-а-ай...» – откуда-то сверху раздался мягкий голос проводницы.
Степан Витальевич медленно закрыл глаза, но услышав лёгкий стук подстаканника об стол, открыл их. Протёр подушечками пальцев, убирая пелену. Он хотел было возразить, сказать, что чай не заказывал, что ему бы сейчас прохладной водички, но не нашёл в себе сил. А взглянув на стакан, который слегка подрагивал на столе под стук колёс – с ужасом увидел, что стакан этот до краёв набит бурыми червями, которые сыпались на стол рядом с пакетом рыбьей чешуи.
Дверь СВ с гулким стуком закрылась и оттуда раздался жуткий старушечий смех. Он задребезжал, как сотни стаканов в сотнях ржавых подстаканников и Степан Витальевич машинально повернул голову в его сторону.
По зеркалу мутными разводами стекала зеленоватая слизь, обнажая страшную картину – огромного, розоватого, извивающегося червя в сорочке Степана Витальевича. Червь в зеркале охнул и отпрянул назад, разбрызгивая множество бурых капелек из хищного рта.
«Любуешься на себя, паразит?» – прогрохотал в мозгу Степана Витальевича вопрос старухи, после чего она вновь задребезжала хохотом.
Капельки поналипли на внутреннюю сторону зеркала и обратились множеством мелких глистов, почти полностью скрыв их родителя.
«В ко-о-онве-е-ертики… потом заберё-о-оте….» – мерзко тянул Григорий.
Степан Витальевич медленно повертел головой, потому как потрясти ей не смог, а очень хотел, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок.
-… Конечно есть разнообразные лекарства… в конвертиках… – бубнил Григорий, – но говорю же – они бьют по печени… Одна таблетка – как удар пыром с ноги... Например, есть такое лекарство от гельминтов, которое человеку можно принимать всего два раза за всю жизнь… Иначе…
- Вы… Вы… – силился задать вопрос Степан Витальевич, понимая, что теряет сознание.
Собеседник наклонился к нему, прислушиваясь.
- Вы… вы врач? – наконец выдавил слуга народа.
Григорий жутко расхохотался, вторя бабке.
- Не-е-ет, – давясь словами, сказал он. – Не… врач. Я продавец… Комплекс хороший продаю, против ста видов глистов. Это… не лекарства, нет… БАД. Травки. Народные средства, так что никаких побочных эффектов. В него входит…
Договорить он не успел.
Степан Витальевич схватился за сердце и со стоном повалился в проход между койками.
Умирая, он думал о женщине, к которой ехал. О ней, любительнице суши, с длинными ногтями и миниатюрной собакой, которой позволяла лизать себя в губы. О той самой женщине, что заразила его массой разнообразных паразитов. Червей, что пожирали его изнутри, вылезая из ушей, ноздрей и пор кожи. Маленьких и больших, белых, грязно-серых, бурых, гладких и в розовую полоску. Они сыпались со Степана Витальевича на потёртый коврик одинокого СВ и расползались в разные стороны.
Когда прибыли медики, никого рядом с трупом не было. Впрочем, иначе и быть не могло – согласно билетам, в СВ Степан Витальевич ехал один до самого Петербурга.
В понедельник в конторе объявили о смерти ценнейшего сотрудника, настоящего профессионала своего дела и просто замечательного человека – Степана Витальевича Шистосомова. Во вторник гроб с телом слуги народа предали земле под пламенную речь его коллеги, который, скорбя, отметил, что другого такого же – столь честного, столь трудолюбивого и столь отзывчивого к просьбам населения государственного служащего – найти на столь сложную, столь требовательную к профессионализму и вниманию к людям, должность, им будет нелегко.
Однако уже на следующий день по поручительству вышестоящего начальства на новое место работы заступил некий Описторхозов Павел Николаевич, хам и взяточник с семилетним стажем.
Самоинвазия, как сказал бы Григорий.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.