Рассказы - [12]

Шрифт
Интервал

Я зажег свет.

— Что вам угодно, сеньор? — спросил я его.

— Дверь должна быть открыта немедленно! — сказал он во весь голос, заглушая собственный стук.

Я встал и повернул ключ. Хозяин стоял в дверях. Он не переступал порога.

— Это невозможно! — в крайнем возбуждении сказал он.

— Что невозможно? — спросил я.

Вы не можете спать с сеньоритой, — громко сказал он.

— Он опять за свое, — вздохнула жена. — Опять все сначала!

Я слышал, как открывались двери номеров, выходивших в холл. Все в гостинице были взбудоражены его криком.

— Послушайте! — сказал я сердито. — Здесь нет никакой сеньориты! Это моя жена!

— Это невозможно! — старался он перекричать меня.

— Что невозможно? — взревел я.

— Вы должны занять отдельную комнату, сеньор! — безапелляционно заявил он. — Завтра, если того пожелает сеньорита, вы сможете с ней обвенчаться, и тогда завтра вечером вам можно будет не занимать отдельных комнат. Но сегодня это необходимо.

Я беспомощно оглянулся на жену.

— Что нам делать? — спросил я.

— Боже мой! — сказала она. — Неужели его нельзя вразумить?

Я повернулся к хозяину и открыл было рот, чтобы его вразумлять. Но не успел я сказать и слова, как заговорил он.

— Это невозможно, сеньор! — повторял он, протискиваясь мимо меня в комнату.

Не успел я опомниться, как он уже вел меня через холл, мимо сонных постояльцев, выглядывавших из своих комнат. Он отпер какую-то дверь и зажег свет.

— Примите мои извинения, сеньор. — Он склонился в поклоне. — Я весьма сожалею, но это невозможно!

Он запер дверь и поспешно повернул ключ снаружи. Я услышал, как он вынул ключ, быстро прошел к лестнице и спустился вниз.

ТЕПЛАЯ РЕКА[5]

Шофер затормозил у висячего моста и указал мне дом на другом берегу реки. Вручив ему двадцать пять центов — положенную плату за проезд от станции, находившейся в двух милях отсюда, — я вышел из машины. Он развернулся и уехал, а я остался наедине с прохладным вечером, звездной россыпью мерцавших в долине огней и широкой зеленой рекой, катившей внизу свои теплые воды. Кругом, точно черные тучи, громоздились уже окутанные ночным сумраком горы, и только высоко в небе бледнели последние отсветы заката.

Мост со скрипом закачался у меня под ногами, заставляя соразмерять шаг с его колыханьем. Чтобы не отстать от движений этого маятника, широкой дугой перекинувшегося с берега на берег, мне приходилось идти все быстрее и быстрее. И когда наконец впереди, совсем близко, зачернел склон горы, круто обрывавшийся в теплую воду, я крепче сжал ручку своего саквояжа и пустился бежать со всех ног.

Даже когда мост остался позади, когда под моими подошвами захрустел уже гравий дорожки, я не мог отделаться от охватившего меня страха. Вероятно, днем я прошел бы по этому мосту совершенно спокойно, но сейчас, поздним вечером, в незнакомом месте, где со всех сторон надвигались на меня темные горы и широкая зеленая река текла внизу, у меня невольно дрожали руки и тревожно колотилось сердце.

Я без труда нашел дом, который мне указали, и посмеялся над своим паническим бегством. Дом стоял сразу же за мостом, но даже если б я невзначай прошел мимо, Гретхен окликнула бы меня. Она сидела на ступеньках крыльца и ждала. При звуке знакомого голоса, назвавшего меня по имени, мне стало стыдно, что я так испугался гор и широкой реки, которая катила внизу свои воды.

Гретхен сбежала мне навстречу по усыпанной гравием дорожке.

— Страшно было переходить мост, Ричард? — спросила она взволнованно, обеими руками ухватясь за мою руку и ведя меня к дому.

— Признаться, да, Гретхен, — сказал я. — Но я постарался пробежать его поскорее.

— Все так делают в первый раз, но потом это уже все равно, что ходить по натянутому канату. Я ходила по канату, когда была маленькая, а ты, Ричард? Мы протягивали веревку по полу амбара и на ней упражнялись.

— Я тоже ходил, но это было так давно, что я успел разучиться.

Мы дошли до крыльца и поднялись по ступенькам. Гретхен повела меня прямо к двери. Кто-то шел с лампой по коридору, и в осветившемся дверном проеме я увидел двух младших сестер Гретхен, стоявших у порога.

— Моя сестренка Энн, — сказала Гретхен, — А это Мэри.

Я поздоровался с ними в полутьме, и мы все вместе вошли в переднюю. В передней у стола стоял отец Гретхен. В руке он держал лампу, отведя ее немного вбок, чтобы она не мешала ему разглядеть мое лицо. Мы с ним никогда раньше не видались.

— Мой папа, — сказала Гретхен. — Он все беспокоился, что в темнота ты не найдешь нашего дома.

— Я хотел взять фонарь и пойти вам навстречу, но Гретхен сказала, что вы и сами найдете дорогу. Вам не пришлось плутать? Мне бы никакого труда не стоило встретить вас с фонарем у моста.

Я пожал ему руку и заверил его, что добраться было совсем просто.

— Шофер, который вез меня от станции, указал мне с того берега ваш дом, и я все время старался не терять из виду его огни. Если бы мне это не удалось, я бы, наверно, бродил где-нибудь в темноте, пока не свалился бы в воду.

Мой страх перед рекой заставил его улыбнуться.

— Ничего страшного, если бы и свалились. Наша река теплая. Даже зимой, когда кругом снег и лед, в воде тепло, как дома. Мы все тут очень любим свою реку.


Еще от автора Эрскин Колдуэлл
Мальчик из Джорджии

Главным героем «Мальчика из Джорджии» является двенадцатилетний сын Страупов — Вильям, но это не повесть о детстве. В ней раскрывается мир взрослых, увиденный глазами быстро повзрослевшего ребенка, тот сухой и жестокий мир, который, полностью изгнав детские игры и фантазии и даже общество сверстников, деформирует психику и поведение подростка. Пестрым, смешным и жутким балаганом отдает все, что «делается в штате Джорджия».  Несмотря на внешнюю самостоятельность всех эпизодов, образующих ее четырнадцать глав, повесть отличается органической цельностью.


Случай в июле

Эрскин Колдуэлл (Erskine Caldwell, 1903–1983) родился в городке Уайт-Оукс (штат Джорджия) в семье пресвитерианского священника. Перепробовав в юности несколько различных профессий, обратился к газетной работе. С начала 1930-х гг. — профессиональный писатель. В своих книгах Колдуэлл выступает как крупнейший знаток Юга США, социального быта «бедных белых» и негров. Один из признанных мастеров американской новеллы 20-го века, Колдуэлл был в СССР в первые месяцы войны с фашистской Германией и откликнулся серией очерков и книгой «Все на дорогу к Смоленску!».Повесть «Случай в июле» («Trouble in July») напечатана в 1940 г.


Дочь

Введите сюда краткую аннотацию.


Тихоня

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В гуще людской

По природе и склонности — Колдуэлл, конечно, новеллист. Именно в рассказе достиг он наивысших побед. Никто, кажется, не показал ярче Колдуэлла «ухмыляющегося звериного лика» провинциальной Америки. А. Барсук.


Дженни. Ближе к дому

В книге американского писателя глубокий драматизм событий сочетается с глубинным раскрытием сил, заложенных внутри американского общества, небольших ростков протеста и гнева против расизма.


Рекомендуем почитать
Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Домик для игрушек

Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.