Рассказы - [58]

В этот-то самый час непроницаемой тьмы и мог неожиданно появиться Брэм. Возможно, что именно ее-то он и дожидался. Филипп посмотрел на часы. Было уже четыре. Опять он отправился к своему дереву и стал поджидать. Через четверть часа стало так темно, что ему уже не было видно и того дерева, около которого он стоял. А Брэм все не приходил. Перед самым рассветом Филипп вновь развел огонь – это уже в третий раз – и принялся за приготовление себе завтрака. Ему хотелось кофе как можно крепче, и он засыпал его вдвое больше, чем обыкновенно. А в семь часов утра он уже был готов продолжать свой путь далее.

Он стал теперь уже твердо верить в то, что какая-то таинственная, но в то же время и могучая сила заставила Брэма Джонсона отказаться от такого подходящего случая, чтобы расправиться истекшей ночью со своим врагом. И вот, идя теперь вдоль опушки леса на самом краю Баррена, он испытывал полное равнодушие к тому, чтобы захватить как-нибудь Брэма и арестовать его. Во всем этом приключении оказалась одна вещь, которая стала его интересовать гораздо более, чем сам Брэм. Это была золотая петля. Не через самого Брэма, а именно только благодаря его следу, он мог бы добраться до ее разгадки. Там он узнает всю ее тайну, а, может быть, даже и трагедию, если только вообще эта петля может что-нибудь означать. И он оценил редкий и исключительный случай, который предоставил ему возможность следовать за Брэмом, когда тот отступал. С человеком он мог еще справиться, если бы явилась необходимость с ним сразиться, а уж с волками расправа была бы коротка.

Час спустя Филипп осторожно вышел к тому месту, где волки заели карибу насмерть. На целых двадцать футов в окружности весь снег оказался плотно утоптанным лапами животных, и вся эта арена была залита кровью и усеяна кусками мяса, обглоданными костями и клочьями шерсти. Филипп мог отлично определить, где бежал Брэм и где потом снял с себя свои лыжи. Следы от его мокасинов смешивались со следами от лап волков. Брэм, очевидно, прибыл вовремя, чтобы спасти окорока, которые он оттаскивал в сторону из этого кровавого круга. Голодной стае были предоставлены одни только остатки.

Снег отпечатывал на себе, точно буквы на книге, все то, что происходило потом. И это очень удивило Филиппа. Неизвестно, откуда Брэм добыл себе сани и на эти сани нагрузил то, что ему удалось уберечь от волков. По следам, оставленным на снегу, Филипп мог убедиться, что эти сани были гораздо длиннее и шире, чем те, какие ему до сих пор случалось видеть. Он даже и представить себе не мог того, что здесь происходило, но все дело оказалось слишком ясным, чтобы его понять. Далеко отсюда, еще где-то в глубине Баррена, Брэм нарочно распряг свою стаю, как только увидел бежавшего вдалеке карибу, чтобы она могла броситься за ним в погоню, догнать его и загрызть. А затем уже, насытившись, все они, и человек и волки, вернулись обратно среди ночи за своими санями, причем Брэм сделал нарочно большой обход, чтобы не оставить своих следов вновь у опушки леса и не выдать себя своему врагу – с громадным волнением Филипп мог убедиться, как послушно следовала за ним по пятам его стая волков. Человек был их неограниченным властелином. Затем они вернулись обратно уже с санями, погрузили на них окорока и помчались прямо на Север через Баррен. Каждый волк находился в упряжи, а сам Брэм сидел на санях.

Филипп глубоко, с разочарованием вздохнул.

У опушки леса, где можно было все-таки запастись горючим материалом, он стал приготовляться в далекий путь. Он наварил себе еды сразу на шесть суток. Три дня он будет следовать по пятам за Брэмом по безлесным и совершенно не нанесенным на карту пространствам Великого Баррена. Углубляться в него далее без собак и без саней было бы невозможно. Три дня туда да три дня назад – и даже на таком коротком пространстве времени он почти обрекал себя на смерть. В глубине Баррена его ожидала бы более серьезная опасность, чем со стороны Брэма и его волков. Это была снежная буря.

Его сердце забилось немного, когда, заметив по компасу точку своего отправления, он выступил прямо на север. Был серый, неприветливый день. Перед ним во все стороны уходили необозримые пространства Баррена, совершенно белые, терявшиеся в красноватой дымке на горизонте. Последняя полоска низкорослого леса скоро исчезла позади Филиппа. Небо нависло, точно свинец. Под таким небом можно было бы сойти с ума. И не прошло и часа, как Филиппом вдруг овладело непреодолимое желание поскорее вернуться обратно. Ни кустика, ни камня, – ничто не нарушало монотонности, а над головой, и так низко, что, казалось, можно было бы попасть в них брошенным камнем, хмуро ползли с северо-востока тяжелые, темные облака.

Раз десять в течение первых двух часов Филипп взглядывал на свой компас. Не один раз за это время Брэм вилял то туда, то сюда, все-таки выдерживая путь на север. В сером сумраке, без малейшего камня или деревца по пути, по которым можно было бы ориентироваться, его чувство направления руководило им гораздо безошибочнее, чем Филиппом – стрелка его компаса.

Часа через три в семи или восьми милях от того места, где волки загрызли карибу, Филипп наткнулся на следы от первой стоянки Брэма. Волки не были распряжены. Вероятно, Брэм остановился здесь только для того, чтобы надеть на себя лыжи. Далее он пошел уже пешком, и по длине его лыж Филипп рассчитал, что на каждые его четыре мили Брэм продвигался вперед на шесть.