Рассказы - [62]

— Да, немцы придумали ужасный язык, — согласился профессор Боровски. — Хорошо, что моя мама не забыла мамэлошн. Хотя сейчас мне, наверное, придётся учить английский…

— Новая работа? — заинтересовался Боровски. — Мне тоже предлагали работу в одной фирме. «Пфайзер». Знаете такую?

— Ну, это монстр, — вздохнул Боровский. — Признаться, они мне тоже кое-что предлагали. Не связанное с пищевыми добавками.

— Проект «Виагра»? — Йозеф наградил Иосифа долгим понимающим взглядом.

— Он самый, — Иосиф Боровский отхлебнул глинтвейна. — Но это работа надолго. Лет на двадцать. Зато потом…

— Потом, — довольно улыбнулся Йозеф, — мы их всех похороним.

Окончательное решение

5867 год по традиционному календарю, месяц Кислев.

Израиль. Поселение Элей Синай

Достопочтенный ребе Ариэль Лайтман дремал в любимом кресле — старом, продавленном, но привычном. Огромный нос раввина мерно покачивался в воздухе. Тяжёлые очки в золотой оправе подрагивали в такт движению, пуская на занавеску смазанный блик. Из-под раскинувшихся на груди ребе зарослей бороды свистело, взрыкивало, побулькивало.

Роза Вайншток обвела привычным взглядом крохотную комнатёнку, заваленную книгами и коробками из-под пиццы. Отметила про себя, что обои, некогда радовавшие глаз, обтрепались и пожелтели, а паркет рассохся. Надо было бы заняться ремонтом, да, но ребе не любит перемен.

Осторожно ступая, Роза подошла к трюмо. В пыльном зеркале отражался вычурный подсвечник, край письменного стола и половина самой Розы. Н-да, что ни говори, а на седьмом десятке она слегка раздалась — впрочем, не так уж и раздалась, можно сказать совсем чуточку, вот если кто помнит Ривку Шляйм, которая выскочила замуж за Лайтмана, так та в юности была как тростиночка, а в последние годы разъелась — ну прямо корова… нехорошо, конечно, так о подруге детства, это называется лашон гара, злословие… хотя она ведь не говорит, а думает, и тем самым не причиняет вреда… Ну да все мы не молодеем… — привычным движением она смахнула с зеркала пыль.

В зеркале отразился циферблат огромных часов — антикварного изделия невесть какой старины. Они показывали без двадцати восемь.

Роза подумала, что с уборкой она, пожалуй, повременит. Сейчас ей предстояло решить проблему куда более важную, а главное — неотложную.

Проблема состояла вот в чём. Когда Роза только нанималась на работу в дом Лайтмана, тот, помимо всех прочих указаний, строго-настрого запретил себя будить — разве что при какой-нибудь крайней опасности, когда Талмуд прямо требует спасения жизни еврея. Свои указания ребе помнил отлично и никогда их не менял. Но это с одной стороны. А с другой — вчера Лайтман несколько раз повторил, что обязательно должен посмотреть лекцию знаменитого хасидского ребе Копчика, который обещали в четверг по «Ортодокс-TV». Это означало: Роза должна была принять все необходимые меры, дабы высокоучёный ребе ни в коем случае не пропустил важную передачу. Но не будить. Ни в коем случае не будить, разве что начнётся пожар, потоп, погром или ещё какой-нибудь «пейсдетс», как выражался в таких случаях её дедушка по маме.

К счастью, Роза Вайншток не первый год жила на свете, имея на плечах светлую еврейскую голову — и к тому же много лет работая у соблюдающих, где набралась бесценного опыта двойного, тройного и многослойного толкования закона. Чуть поразмыслив, она решила, что будить ребе — то есть специально его тормошить, шуметь или ещё как-то мешать его покою — она, разумеется, не посмеет, но подготовиться к передаче, если ребе вдруг всё-таки проснётся, она просто обязана. Для чего она взяла пульт и стала настраивать телевизор, ища канал «Мир традиции».

Попав на последние новости, она случайно нажала на рычажок громкости.

Через пару секунд в телевизоре что-то громко затрещало.

Ариэль Лайтман разом, пружиной, выпрямился, обалдело хлопая глазами. Очки тут же съехали на кончик носа, норовя упасть.

— Что это? Что это? Шахиды? — засуетился ребе, ловя дужки обеими руками.

— Нет, это праздник в Эйлате, — объяснила Роза, приглушая звук. — Ничего интересного. Кстати, сейчас начнётся «Мир традиции» с рабби Копчиком. Вы очень вовремя проснулись, — добавила она. — Вот даже не понимаю, как это вы всегда успеваете.

— Просто у меня есть чувство времени, — самодовольно заметил ребе, водружая на нос вовремя пойманный оптический прибор. — Когда у еврея нет чувства времени, — он заёрзал в кресле, разгоняя кровь и устраиваясь удобнее, — он может даже забыть о своём…

Роза так и не узнала, о чём таком важном может забыть еврей: сверху раздался грохот.

— Это праздник? — неуверенно спросил ребе.

— Нет, это шахиды, — вздохнула Роза, с неудовольствием наблюдая столбики пыли над покрывалом. Пора бы сделать хорошую влажную уборку — но когда? В последнее время ребе почти совсем не выходит из дому, разве только в синагогу, по праздникам, когда работать нельзя. Нет быть сходить к каким-нибудь хорошим евреям, поговорить, посидеть, она бы как раз убралась. Вроде, — начала было припоминать Роза, — он собирался в среду к Букарским? Хотя нет: с Букарскими ребе уже полгода как рассорился из-за каких-то ужасно важных причин, и теперь они не разговаривают. Или, может, к Залкинду? Но этот сам придёт, чего ребе беспокоиться…